Следовало сейчас позвать его, произнести его имя, попросить, сказать ему “пожалуйста” или “ну же” – подтолкнуть к дальнейшим шагам, но Ковальски не мог выдавить из себя этих слов. Лежал, откинув голову, позволяя напарнику все, что тому только взбредет на ум и полностью на него полагаясь. Ему до одури хотелось сейчас всего того, что он узнал из рук Рико, но он молчал. Еще и губу закусил, осознавая, что скорее умрет, чем попросит. Ковальски всегда стыдно было говорить о том, чего он хочет от другого. В его сознании просить о ласке было позорно и унизительно – как будто просить чужой милости. Ласка – это то, что человек дает тебе добровольно, потому что сам пришел к такому решению. Если захочет, сделает, думал лейтенант про себя, а если нет, значит, и не хотел. Тогда и говорить не о чем. Если ты не заработал такого отношения сам, просить о нем – просто недостойно. До чего вообще надо дойти, чтобы заговорить об этом? Быть настолько откровенным, чтобы заставить себя просто выговорить: «Поласкай меня», — стыдно. Лейтенант в себе нужной смелости для этого шага не ощущал.
Его вполне устраивало, что Рико его особо и не спрашивает – делает с ним, что хочет, и довольно часто попадает, куда надо, снимая этим с напарника ответственность за происходящее. Самого подрывника это положение дел не смущало: он только жалел, что его близкий морочит себе голову по пустякам, и надеялся, что ему еще удастся убедить Ковальски сменить его мнение. И если для этого нужно время — а оно напарнику нужно почти всегда и для всего — что же, пусть так будет. Времени ему Рико даст сколько угодно — пусть успокоится и уяснит, наконец, что он вправе делать что угодно — в том числе и говорить напрямую. Он любил, когда Ковальски произносил его имя, звал к себе, показывал, что желает его общества, и ради таких достижений не был против потрудиться. Уж тем более, когда труд обещает быть занятием весьма приятным — вроде текущего, когда он вправе дать рукам волю. Да, лейтенант нервничает, но он всегда нервничает — потому что всегда ожидает неприятных сюрпризов от непредсказуемой своей жизни. Сначала убедил его, Рико, в том, что все хорошо и правильно между ними, и ничего его не волновало. Но стоило Рико стать настойчивым и горячим, и уверенность Ковальски благополучно истаяла — и теперь он сам колебался. И напарник сделал все, чтобы его успокоить, помочь забыться, даться ему в руки и наслаждаться процессом. Рико потребовалось время, чтобы справиться со своей задачей, но он не торопился пользоваться плодами победы – зачем спешить: Ковальски сейчас его, с ним можно делать все, что угодно, смотреть на него при свете, заставлять подаваться к себе навстречу, перечеркнуть весь его самоконтроль... Рико опустил руку вниз и тут же получил благодарный стон – его там ждали. Очень. Пользуясь своей полной безнаказанностью, он нагнулся и поцеловал бледный живот – сейчас такой ему доступный и беззащитный. Толкнул несильно лбом в бок, и лейтенант этот отлично ему известный жест понял прекрасно и безропотно развел колени шире. И Рико задвигался, перебирая пальцами, чувствуя, как под ним другой человек сначала вздрагивает, а там и попросту бьется. Подрывник усилил нажим. Ковальски было этого мало, и руки его было мало, и всего происходящего недостаточно, и он требовал Рико себе полностью, жадно толкаясь тому в ладонь и беззвучно вскрикивая каждый раз.
Блаженная расслабленность разбавилась легкой тревогой, когда ладонь подрывника опустилась еще ниже и погладила в притворно-мимолетной ласке. Ковальски мелко вздрогнул и невольно открыл глаза. В поле зрения немедленно попал напарник – и Ковальски взгляд торопливо отвел. Его все еще смущало это обстоятельство, и он предпочитал иметь с Рико близость в полной темноте, когда не видно, до чего это все странно смотрится. Рико тискал его за “мягкое место” — которое в данном случае было ни хрена не мягкое – без зазрения совести, явно плевать желая на мораль и правила. Ему в голову не приходило, что так тискают девушек, а не двухметровых солдат, и он искренне наслаждался тем, что происходило.
-Гр-р?
-Все хорошо.
Светлый квадрат окна заслонила тень — Рико навис над ним. Ковальски знал, чего он хочет — и охотно погладил по пересекающему лицо шраму. Напарник довольно мурлыкнул и подобрался поближе.
- Это просто непривычно, – кивнул ему Ковальски. – Навык приобрести — дело недолгое.
Он обнял подрывника коленями и подождал, пока тот устроится. Широкие теплые ладони огладили его, и внезапно Рико замер, поймал взгляд Ковальски и обеспокоено заворчал. Прижался бедрами и облизал губы, продолжая смотреть в глаза.
-Для этого можно просто воспользоваться маслом, – отозвался старший по званию. – Твое пренебрежение гигиеническими нормами просто… – он не договорил, потому что Рико, убедившись, что момент неловкости преодолен, просто вернулся к прерванному занятию, полностью сбив оратора с мысли. Кажется, сделать его более мокрым, чем уже есть, было невозможно, но Рико специализировался на невозможном.