Штормовой день

Петтифер. «Петтифер тоже раньше служил на флоте, он был отцовским лакеем и иногда водил машину. А миссис Петтифер стряпала» – так рассказывала мама. А Джосс сказал, что миссис Петтифер умерла. А давным-давно Лайза с братом сидели у нее на кухне и она угощала их гренками с маслом. Она задергивала шторы, и ни мрак, ни дождь за окном не пугали детей. Они были в безопасности, и их любили.

Оставшись одна, я внимательнее оглядела комнату. В застекленном шкафу стояли восточные безделушки и среди них маленькие фигурки из нефрита, и я подумала, уж не о них ли говорила мне мама. Я озиралась в надежде с той же легкостью отыскать и венецианское зеркало, и бюро-давенпорт, но тут мое внимание переключилось на картину над камином, и я подошла к ней, забыв об остальном.

Это был портрет девушки, одетой по моде начала 30-х годов, стройной, плоскогрудой, в белом прямом платье; темные, коротко остриженные волосы очаровательно и непредумышленно открывали взору длинную гибкую шею. На картине она сидела на высоком табурете, держа в руках розу на длинном стебле, но лица ее не было видно, так как она отвернулась от художника и смотрела в невидимое окно на льющиеся оттуда солнечные лучи. Она вся была розовая и золотистая, и солнце просвечивало сквозь тонкую ткань белого платья девушки. Картина завораживала.

Позади меня внезапно распахнулась дверь. Я испуганно повернула голову навстречу входившему в комнату высокому старику. Он был величествен, лыс и, кажется, сутуловат. Ступал он очень осторожно. На нем были очки без оправы, полосатая рубашка со старомодным твердым воротничком, а поверх нее – сине-белый мясницкий фартук.

– Это вы молодая леди, которая ждет кофе?

Голос у него был низкий и грустный, и все это вместе с хмурой его манерой делало его похожим на почтенного гробовщика.

– Да, пожалуйста, если вам не трудно.

– С молоком и сахаром?

– Без сахара. Но с молоком. Я любовалась портретом.

– Да. Очень приятный портрет. Он называется «Дама с розой».

– Но лица не видно.

– Да, не видно.

– Это мой… это мистер Бейлис написал портрет?

– О да, портрет выставлялся в Академии, его можно было продать сотни раз, но командир ни за что не желал расстаться с ним. – Говоря это, старик аккуратно снял очки и теперь внимательно меня рассматривал. Глаза его были бледными, выцветшими. Он сказал: – Когда вы заговорили, вы на секунду кое-кого мне напомнили. Но вы молоды, а она теперь уже немолода. И волосы у нее были черные, как перья у дрозда. Так всегда говорила миссис Петтифер: черные, как перья у дрозда.

– Вам Элиот ничего не сказал? – спросила я.

– Чего мне не сказал мистер Элиот?

– Ведь вы говорите о Лайзе, да? Я Ребекка, ее дочь.

– Так.

Немного суетливо он опять нацепил очки. Угрюмые черты его осветились слабым отблеском удовольствия.

– Значит, правильно. Я в таких вещах ошибаюсь редко. – Он выступил вперед и протянул мне корявую руку. – Очень, очень приятно видеть вас. Приятно и так неожиданно. Я думал, вы так и не приедете. Ваша мама с вами?

Я пожалела, что Элиот никак не облегчил мне эту встречу.

– Мама умерла. На прошлой неделе. На Ибице. Потому я и приехала.

– Умерла. – Взгляд его затуманился. – Простите. Мне очень жаль. Она должна была вернуться. Вернуться домой. Мы все так скучали по ней. – Вытащив внушительных размеров платок, он высморкался. – А кто… – спросил он, – сообщит командиру?

– Думаю… Элиот пошел позвать мать. Видите ли, по почте пришло письмо для деда. Утром пришло. Оно с Ибицы, от человека, который был… который заботился о маме. Но если вы считаете, что идея не очень удачная…

– Что я считаю, значения не имеет, – сказал Петтифер. – И кто бы ни сообщил это командиру, скорбь его меньше не станет. Но вот что я вам скажу. Ваше присутствие здесь очень облегчит все дело.

– Спасибо.

Он опять высморкался и спрятал платок.

– Мистер Элиот и его мать… ну… это не их дом. Но вопрос стоял так – либо мы с командиром переселяемся в Хай-Кросс, либо им придется сюда переезжать. Они бы ни за что не переехали, если бы доктор не настоял. Я все время говорил, что мы с командиром и одни справимся. Ведь сколько лет вместе! Но, правду сказать, с годами мы моложе не стали, а у командира и сердце больное.

– Да, я знаю.

– А после того как скончалась миссис Петтифер, стало некому готовить. Должен сказать, что готовить я умею, и неплохо, но у меня много времени отнимают заботы о командире. Допустить, чтобы он ходил небрежно одетый, я не могу…

– Ну конечно же…

Слова мои прервал грохот – кто-то вломился в дверь. Раздался громкий мужской голос:

– Петтифер!

– Простите, мисс, я на минутку… – сказал тот и вышел узнать, в чем дело, оставив дверь открытой.

– Петтифер!

Я услышала, как Петтифер произнес:

– Привет, Джосс! – Судя по его тону, он был рад пришедшему.

– Она здесь?

– Кто «она»?

– Ребекка.

– Да, здесь. Сидит в гостиной… Я как раз собирался подать ей кофе.

– Сделай и вторую чашку, для меня, будь другом. Черного, и покрепче.

В холле раздались шаги, и через секунду он был уже в гостиной, стоял в дверях – длинноногий, черноволосый и, вне всякого сомнения, сердитый.