Штормовой день

– В один прекрасный день, – заметил ее сын, – я не выдержу и сверну ему шею. – Он одарил меня очаровательной улыбкой, вокруг глаз у него собрались морщинки, а выражение их совершенно не сочеталось со свирепостью только что сказанного. – Но и мне пора. Я и так задержался и теперь безнадежно опаздываю. Ребекка, вы меня извините.

– Конечно. Это вы меня простите. Боюсь, что всему виной тут я. Спасибо, вы были так любезны…

– Я рад, что остановил машину. Наверное, почувствовал, что дело важное. Ну, увидимся.

– Конечно увидитесь, – живо отозвалась Молли. – Как можно ей уйти, едва найдя нас!

– Ну, оставлю вас вдвоем. Надеюсь, вы справитесь…

Он направился было к двери, но мать мягко окликнула его:

– Элиот.

Он обернулся.

– Письмо!

– Да-да, конечно. – Он вынул из кармана злополучное письмо, теперь несколько смятое. – Не давай Петтиферу очень уж это рассусоливать. К старости он стал сентиментальным.

– Не дам.

Он опять улыбнулся и попрощался с нами обеими:

– Увидимся за ужином.

Он направился в холл, свистом приказав собаке следовать за ним. Мы услышали, как хлопнула входная дверь, потом взревел мотор. Молли повернулась ко мне.

– А теперь, – сказала она, – давайте сядем у камина, и вы мне все расскажете по порядку.

Я так и сделала – рассказала то, что уже рассказывала Джоссу и миссис Керноу, с единственным отличием: мне было почему-то трудно рассказать об отношениях Лайзы и Отто, словно я стыдилась этих отношений, хотя это было не так. Ведя свой рассказ, который Молли внимательно слушала, я пыталась обойти эту тему, одновременно стараясь понять, за что мама так не любила Молли. Возможно, это была инстинктивная неприязнь. Но было ясно, что сойтись они не могли. Мать терпеть не могла женщин, с которыми ей было скучно. Мужчины – дело другое. В них она всегда могла отыскать забавное. Женщине же надо было отличаться какими-нибудь потрясающими достоинствами, чтобы мама могла терпеть ее общество. Нет, нельзя было во всем винить Молли. Сидя с ней возле камина, я решила подружиться с Молли и, возможно, хоть в малой степени компенсировать ей ту суровость, которую проявляла к ней Лайза.

– И сколько же вы сможете пробыть в Порткеррисе? Ваша работа… Когда вы возвращаетесь?

– Мне дали нечто вроде отпуска на неопределенный срок.

– Вы у нас остановитесь?

– Ну, вообще-то, я остановилась у миссис Керноу.

– Но здесь в доме вам будет гораздо удобнее. Правда, у нас довольно тесно и спать вам придется в мансарде, но комнатка там очень милая, если вы не имеете ничего против скошенных потолков и не будете набивать себе шишки. Видите ли, мы с Элиотом занимаем гостевые комнаты, а тут еще племянница моя приехала. Надеюсь, вы с ней подружитесь. Ей будет приятно, что в усадьбе появился кто-то помоложе.

Интересно, что это за племянница.

– А сколько ей лет?

– Всего семнадцать. Это трудный возраст, и, по-моему, мать ее посчитала, что девочке будет полезно на время уехать из Лондона. Ведь в Лондоне такая жизнь, а у нее, конечно, полно знакомых и кругом столько всего происходит… – Видимо, она затруднялась найти слова, чтобы объяснить ситуацию. – Так или иначе, Андреа приехала сюда на неделю-другую, чтобы переменить обстановку, но, боюсь, она скучает.

Я представила себя, семнадцатилетнюю, на месте этой незнакомой Андреа – в гостях в этом теплом, красивом доме, где меня всячески обихаживают Молли и Петтифер, а рядом за порогом море и скалистый берег, и красота, так и манящая на долгие прогулки, и кривые закоулочки Порткерриса, ждущие своего исследователя. Да для меня это был бы рай, где скука просто исключается! Маловероятно, что я найду с этой племянницей общий язык.

– Разумеется, – продолжала Молли, – как вы, должно быть, догадались, мы с Элиотом здесь только потому, что миссис Петтифер скончалась и нельзя было оставить двух стариков без всякой помощи. К нам сейчас по утрам ходит миссис Томас, она возится по хозяйству, но готовлю я и за домом смотрю тоже я – стараюсь, как могу, чтобы здесь было уютно и красиво.

– Здесь у вас чудесные цветы.

– Для меня дом без цветов – не дом.

– Ну а ваш собственный дом?

– Господи, воображаю, какой он сейчас пустой! Надо будет однажды взять вас в Хай-Кросс, показать дом. После войны я купила там две старые развалюхи и привела их в божеский вид. Нехорошо хвастаться, но там сейчас очаровательно. И конечно, очень удобно для Элиота – недалеко от его гаража. А живя здесь, он все время в разъездах.

– Да, могу себе представить.

В холле раздались шаги, и через минуту дверь распахнулась и в нее опасливо шагнул Петтифер с подносом, уставленным всем необходимым для дневного кофе, включая большой серебряный кофейник, из носика которого шел пар.

– О, Петтифер, спасибо…

Он приближался к нам, сгибаясь под тяжестью подноса, и Молли встала, чтобы быстро подставить под поднос табуретку и тем облегчить задачу старику, боровшемуся с подносом, который грозил накрениться, сбросив все содержимое на пол.

– Вот прекрасно, Петтифер!

– Одна из чашек – для Джосса.

– Он работает. Наверное, забыл про кофе. Не важно, я выпью за него. И знаете, Петтифер…