Штормовой день

– А что касается всей этой земли и фермы, то Элиот просто старается сделать как лучше, но Гренвил этого не видит. Он не проявляет к Элиоту ни малейшего интереса, никогда ни в чем не поощряет его. Даже свой гараж в Хай-Кроссе Элиот содержит целиком на собственные деньги. Поначалу он попросил деда помочь, но Гренвил заявил, что не собирается хоть каким-то боком лезть в торговлю подержанными автомобилями, и произошел скандал, после чего Элиот взял ссуду у кого-то другого и с того дня и шиллинга у старика не попросил. Тот мог бы ему за это спасибо сказать!

Она даже побледнела от гнева и обиды за Элиота. «Миниатюрная женщина, – подумала я, – а как тигрица кидается на защиту своего детеныша!» – и я вспомнила, с каким пренебрежением говорила мама о том, как отвратительно баловала Молли маленького Элиота. Возможно, привычка эта оказалась стойкой и с годами въелась у обоих в плоть и кровь.

Чтобы отвлечь Молли, я рассказала ей о приглашении на следующий день, которое сделал мне Элиот.

– Он сказал, что на обратном пути покажет мне Хай-Кросс.

Но если Молли и отвлеклась, то ненадолго.

– Вам надо будет заглянуть внутрь, осмотреть дом. У Элиота есть ключ. Я почти каждую неделю туда езжу, проверяю, все ли в порядке, но мне так горько бывает каждый раз покидать мой милый маленький дом и возвращаться сюда, в эту угрюмую махину… – Она сухо усмехнулась, потешаясь над собой. – Не украшает меня, правда? Надо будет взять себя в руки. Но, признаться, я жду не дождусь, когда все это кончится!

Когда все это кончится. То есть когда Гренвил наконец умрет. Думать о смерти Гренвила было столь же неприятно, как и представлять Джосса в объятиях этой малосимпатичной Андреа или же, допуская, что он спер бюро и чиппендейловское кресло в придачу, воображать, как он грузит их в свой грузовичок с намерением продать первому же торговцу, который предложит ему хорошую цену.

«Что ты знаешь про этого Джосса? Да и что мы все знаем о нем?»

Что касается меня, то я и знать не хочу. Я ворочалась в постели, то и дело взбивая подушки, и все ждала с некоторой безнадежностью, что засну.

Ночью шел дождь, но утро было ясным, небо – бледно-голубым, омытым дождем, все вокруг было мокрым и сияло на нежарком весеннем солнце. Я высунулась в окно и вдохнула влажную и благоуханную мшистую сырость. Море казалось гладким и синим, как отрез шелка. Чайки лениво парили над скалой, рыбачья лодка спешила выйти из гавани, направляясь к дальним местам лова, а кругом стояла такая тишина, что я расслышала издали даже гул лодочного мотора.

Настроение у меня поднялось. Вчерашний день позади, и сегодня будет лучше, чем вчера. Я рада была выбраться из этого дома, подальше от упреков Молли, от раздражающего присутствия Андреа. Я вымылась, оделась и спустилась вниз, где в столовой застала Элиота за яичницей с беконом, к счастью, вполне веселым.

Он поднял глаза от утренней газеты.

– А я думал, – сказал он, – не стоит ли мне пойти вас разбудить. Я боялся, уж не забыли ли вы.

– Нет, не забыла.

– Мы первыми спустились вниз. Если повезет, улизнем из дома раньше, чем появятся другие. – Он невесело усмехнулся, как раскаявшийся озорник-школьник. – В такое лучезарное утро мне меньше всего хотелось бы выслушивать упреки.

– Это все я виновата, зачем-то завела речь об этом проклятом бюро! Я уж извинялась перед вашей мамой.

– Это все пройдет и забудется, – сказал Элиот. – Маленькие разногласия неизбежны.

Я налила себе кофе.

– Мне только жаль, что вы оказались в это втянуты.

Мы выехали сразу же после завтрака, и нас охватило чудесное чувство облегчения. Приятно было ехать в машине и с Руфусом, расположившимся на заднем сиденье, ехать куда глаза глядят, оставив позади этот дом. Машина с ревом взбиралась на холм. Боскарва исчезала из глаз, в лужах на дороге отражалось небо, а в воздухе пахло первоцветами. Когда, въехав на холм, мы миновали пустошь, пейзаж перед нами распахнулся шире, открывая вид и с холма вниз: вокруг были холмы, увенчанные древними надгробьями и каменными глыбами, воздвигнутыми в честь каких-то давних битв; в расщелинах ютились крохотные богом забытые деревушки, бежали ручьи, а возле узких горбатых мостиков виднелись купы дубовых рощ и старых вязов.

Но я знала, что мы не сможем наслаждаться совместным отдыхом и чувствовать себя вполне легко и свободно, пока я не установлю между нами мир.

– Я уверена, что все это забудется и не так уж важно, но нам необходимо обсудить вчерашнее, – сказала я.

Он улыбнулся, отводя от меня глаза:

– И что же нам необходимо сказать друг другу?

– Только то, что если Гренвил заявил, что имеет и других внуков, это вышло у него случайно. Он ничего дурного не хотел сказать, я это знаю!

– Может быть, и не хотел. Просто пытался стравить нас, как стравливают собак.

– Он никогда не оставит мне Боскарву. Ни за что в жизни. Он толком и не знает меня. Ведь я лишь только что появилась в его жизни.

– Ребекка, выкиньте это все из головы. Я, по крайней мере, так и сделаю.