Штормовой день

– Но Джосс так нравится всем. Кажется, нет человека, который не подпал бы под его веселое обаяние, – и Гренвил, и Петтифер. Андреа так просто от него без ума, ни на секунду не оставляет его в покое. Думаю, что здесь не без физического влечения. Я считал, что и вы присоединитесь к большинству. – Он нахмурился. – Но он вам все-таки нравился.

– Раньше да, но не теперь, Элиот.

Последнее его заинтриговало. Он слегка изменил позу, сел ко мне лицом и закинул руку на изогнутую спинку дивана, за мое плечо.

– А что случилось? – спросил он.

Что случилось? Да ничего. Просто Джосс чем-то всегда смущал меня, смущали эти странные совпадения, переплетения, словно связавшие воедино наши жизни. И он украл мамино бюро. И сейчас, в эту самую минуту, он продолжает свой тайный роман с этой малоаппетитной Андреа. От одной мысли об этом все в душе моей переворачивалось, а воображение неслось вскачь.

Элиот ждал моего ответа, но я лишь пожала плечами и, безнадежно покачав головой, сказала:

– Я изменила мнение о нем.

– А вчерашний день к этому отношения не имеет?

– Вчерашний день?

Я вспомнила, как сидела с Элиотом на прогретой солнцем террасе маленького паба, вспомнила двух мальчишек, пускавших свою шлюпку по синим водам ручья, и, наконец, вспомнила руки Элиота, обнимавшие меня, вкус его поцелуев и ощущение, что теряю контроль над событиями и словно падаю вниз со скалы.

Меня опять пробрала дрожь. Руки мои, холодные и грязные, лежали у меня на коленях, и Элиот, прикрыв их ладонями, сказал с некоторым удивлением:

– Да вы замерзли.

– Ну да. Я здесь уже много часов.

– Мама сказала мне, что вы собираетесь вернуться в Лондон. – Кажется, оставив в покое Джосса, мы переменили тему, за что я была очень благодарна.

– Да, мне надо ехать.

– Когда?

– Завтра вечером.

– А от меня вы это скрыли.

– Я только утром приняла решение.

– Вы и мнения меняли, и решения принимали, и все это за один день.

– Я не заметила, как пролетело время. Почти две недели, как меня нет на работе.

– Вчера я просил вас остаться.

– Но мне приходится ехать.

– Что могло бы вас остановить?

– Ничего не могло бы… то есть… я не могу… – Я по-идиотски запиналась. Замерзшая, грязная, усталая, я не была готова к такому разговору. Может быть, позднее я бы что-нибудь сообразила.

– А если я попрошу вас выйти за меня замуж, вы останетесь?

Меня как током ударило. На лице моем, наверное, отразилось подобие ужаса, потому что он, тут же остыв, рассмеялся.

– Не надо так пугаться. Брак – это вовсе не страшно.

– Но мы двоюродные брат и сестра!

– Это не важно.

– Но мы не… То есть… вы меня не любите!

Услышать такое, наверное, было ужасно, но Элиота мои слова не смутили.

– Ребекка, вы мямлите и запинаетесь, как застенчивая школьница. А что, если я люблю вас? Что, если я собирался долго за вами ухаживать, прежде чем сделать вам предложение, но вы сами обострили ситуацию, неожиданно, ни с того ни с сего объявив, что возвращаетесь в Лондон? И если я собирался вообще когда-нибудь сказать это, то уж лучше мне поторопиться и сделать это сейчас. Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Я думаю, что брак наш окажется очень удачным.

Помимо воли я растрогалась. Никто еще не предлагал мне руки и сердца, и слова Элиота мне польстили. Но в то время, как одна часть моего существа слушала Элиота, другая металась кругами, как белка в клетке, потому что я помнила о Боскарве, о земле, которую Элиоту так хотелось продать Эрнесту Пэдлоу.

«Ты не единственный мой внук».

– …по-моему, смешно вдруг распрощаться и расстаться навсегда, когда мы только что встретились и когда впереди нас ждет столько хорошего.

– Например, Боскарва, – тихо сказала я.

Улыбка слегка застыла на его губах. Он поднял брови:

– Боскарва?

– Давайте все начистоту, Элиот. По той или иной причине вам понадобилась Боскарва, и вы думаете, что Гренвил может завещать ее мне.

Он набрал в рот воздуха, чтобы, как казалось, все отрицать, но вдруг заколебался и ограничился долгим вздохом. Он грустно улыбнулся. Провел рукой по макушке.

– Какая же вы хладнокровная! Прямо в Снежную королеву вдруг превратились.

– А понадобилась вам Боскарва, чтобы продать ее Эрнесту Пэдлоу для застройки.

– Да, – осторожно сказал он и замолчал. Я ждала. – Мне нужны были деньги на строительство гаража. Гренвил устранился, и я обратился к Пэдлоу. Тот согласился под обеспечение Боскарвы. Джентльменское соглашение.

– Но Боскарва вам не принадлежала.

– Я был уверен, что будет принадлежать. Не было ничего, что могло бы этому воспрепятствовать. Гренвил был стар и болен. Финал мог наступить в любую минуту. – Он простер руки. – Кому пришло бы в голову, что три года спустя он все еще будет с нами?

– Вы говорите так, словно желаете его смерти.

– Старость – ужасная штука. Она печальна и одинока. Он прожил хорошую жизнь. Но теперь разве осталось в ней хоть что-нибудь, за что ему стоило бы цепляться?