Штормовой день

Гренвил шевельнулся. Слишком долго он стоял неподвижно. Он медленно направился к своему креслу и осторожно опустился в него.

– Мы можем узнать, что произошло на самом деле, – наконец проговорил он.

– Как? – выпалил Элиот. Вопрос прозвучал резко и был похож на ружейный залп.

Гренвил повернул голову и внимательно посмотрел на Элиота:

– Мы можем спросить Джосса.

Элиот издал звук, который раньше в классических романах имитировали как «пфу»…

– Мы спросим его. И он скажет нам.

– Да он не знает, что это такое – правда!

– У тебя нет оснований это утверждать!

Элиот вышел из себя:

– Господи боже, да что, тебе правду под самый нос сунуть надо, чтобы ты ее признал?

– Не смей повышать на меня голос!

Элиот притих и только глядел на старика негодующим и недоверчивым взглядом. Когда он наконец заговорил, это был почти шепот:

– Довольно с меня Джосса Гарднера! Я никогда ему не доверял и не испытывал любви к нему. Я считаю, что он шарлатан, вор и лжец, и я знаю, что прав. Когда-нибудь и ты убедишься, что я прав. Дом этот – твой. Я это признаю. Но вот чего я не могу признать, так это его права распоряжаться в этом доме и помыкать всеми нами только потому, что ему случилось быть…

Мне пришлось его остановить:

– Элиот!

Он повернулся и взглянул на меня так, словно совершенно забыл о моем присутствии.

– Элиот, пожалуйста, не надо больше ничего говорить.

Он опустил взгляд в стакан, залпом допил виски.

– Ладно, – наконец выговорил он. – Временно молчу.

И он пошел налить себе еще виски. Он наливал, а мы с Гренвилом молча смотрели на него. В гостиную вернулся Морис Тетком.

– Ну, тогда я поехал, – сказал он в затылок Элиоту.

Повернувшись, Элиот увидел его:

– Как там она, ничего?

– Она наверху. С вашей мамой.

– Выпейте еще на дорожку.

– Нет, я уж поеду.

– Просто не знаем, как вас благодарить. Страшно подумать, что могло бы быть, если б вы не… – Он замолчал, но оборванная эта фраза рождала в сознании ужасные видения: Андреа, умирающая от переохлаждения, утомления, потери крови.

– К счастью, тут подвернулся я. – Морис попятился к двери, видимо желая поскорее ретироваться, но не зная, как лучше это сделать.

Элиот сунул пробку в графин и, отставив только налитый виски, пришел Морису на выручку:

– Я провожу вас.

Морис неопределенно кивнул в нашу с Гренвилом сторону:

– Спокойной всем ночи.

Однако Гренвил грузно, с достоинством поднялся:

– Вы все очень толково сделали, мистер Тетком. Мы вам признательны. И будем крайне признательны, если вы к тому же не станете разглашать девочкиной версии того, что произошло. По крайней мере, прежде, чем факты не будут проверены.

К этому предложению Морис отнесся скептически:

– Все равно просочится.

– Но, надеюсь, не через вас.

Морис пожал плечами:

– Дело ваше.

– Именно. Дело это наше. Спокойной ночи, мистер Тетком.

Элиот пошел впереди Мориса к двери.

Гренвил с трудом опять опустился в кресло. На секунду он прикрыл рукой глаза, и я подумала, что такие сцены губительны для его здоровья.

– Вы себя плохо чувствуете?

– Ничего. Все в порядке.

О, если бы я могла быть с ним откровенной, могла признаться, что мне известно про Софию и что Джосс – ее внук! Но я знала, что если заговаривать об этом, то инициатива должна исходить от него.

– Хотите выпить чего-нибудь?

– Нет.

Я оставила его в покое и стала поправлять подушки на диване, придавленные и сбитые Андреа.

Элиот вернулся не сразу, но когда он появился, то казался опять бодрым и веселым, а внезапная ссора, вспыхнувшая между ним и Гренвилом, была забыта. Элиот принялся за виски.

– Твое здоровье! – сказал он деду, поднимая стакан.

– Я считаю, мы в долгу перед этим молодым человеком, – сказал Гренвил, – и надеюсь, будет случай отдать ему этот долг.

– Насчет Мориса я не стал бы слишком беспокоиться, – бросил Элиот. – Думаю, он вполне способен сам о себе позаботиться. А Петтифер просил меня передать вам обоим, что ужин готов.

Ужинали мы втроем. Молли оставалась с Андреа, а в середине ужина приехал доктор, и Петтифер повел его наверх. Позже мы услышали, как доктор и Молли спустились в холл и разговаривают, после чего, распрощавшись с доктором, Молли вошла в столовую, чтобы сообщить нам, что сказал доктор.

– Шок, конечно. Он дал ей успокоительное и велел полежать в постели день-другой.

Элиот отодвинул стул для нее, и она села, изможденная и потрясенная.

– Подумать только, что такое могло произойти! Как мне сказать это ее матери, ума не приложу!

– Не думай об этом, – сказал Элиот. – Отложи до завтра.

– Но такая кошмарная история! Она ведь совсем ребенок… Ей всего семнадцать. И о чем только думал Джосс! Он просто с ума сошел.

– Может быть, пьяный был, – сказал Элиот.

– Да, вероятно. Пьяный и буйный.

Ни я, ни Гренвил ничего не сказали. Мы словно заключили между собой безмолвное соглашение, не означавшее, однако, что я простила Джосса или как-то извинила его поступок. Возможно, потом, когда Гренвил его расспросит, правда всплывет наружу и мы узнаем все как есть. Но к тому времени я, наверное, уже буду в Лондоне.