– И совершенно бессмысленно. Он будто специально нарывался. Игрок ему ничем не мешал.
– Собственно, именно о Сомове я и хотела поговорить, – спохватилась Агата. – Сегодня я допрашивала его мать. Вызвала повесткой. Она уверяла, что понятия не имеет, где ее сынок, да и вообще слышать о нем не хочет. Я даже удивилась, попросила пояснить. Оказывается, они не общаются уже несколько лет. Когда я на нее надавила, она нехотя призналась, что Сомов несколько лет назад серьезно повздорил с отчимом, и там вроде бы закончилось тяжкими телесными.
– Но он не сел, – уточнил я.
– Сомов был несовершеннолетним, но я бы покопалась в этом. Попробуй пообщаться с участковыми и кем-нибудь из отдела по малолеткам. Может быть, кто-то помнит эту историю, все-таки, не из каждого хулигана вырастает видный спортсмен.
– Может, тебе чаю? – предложил я. – Или кофе?
– Чаю? – задумалась Агата. – Ну, давай чаю… Это дело какое-то странное. Ты не находишь?
– Чем?
– Ну, обычно, когда начинаешь копаться, ты как-то сразу делишь людей на тех, кто в этой истории человек посторонний, и тех, кто замаран по уши. Отделяешь мух от котлет. А тут полный фарш. Они все врут, и все как-то замешаны. Или они все соучастники, или же все повально что-то скрывают.
Агата угрюмо нахохлилась. Получив свой чай, она обхватила чашку руками, словно пытаясь согреться и уставилась вниз, не говоря ни слова. Молчание затягивалось. Пес пришел к нам, улегся у моих ног и иногда бдительно косился в сторону Агаты, которая тупо смотрела в свою чашку.
– Ты зачем пришла? – не выдержал я. Она пожала плечами и жалобно ответила:
– Сама не знаю.
Звонок из дежурки с сообщением, что к Агате рвется Торадзе, застал врасплох. Допросы фигуристок произвели на нас весьма странное впечатление, и я, откровенно говоря, остался в недоумении. Агата убеждена, что убийца Романова был среди этой компании, у меня же никакой уверенности в этом нет. Четыре девчонки, лучший друг и один мутный тип, на которого я, если честно, не делал особых ставок. Все сводилось к ограблению, и, если мы и сходились, так это в том, что Романова убили из-за вынесенного сейфа в кабинете директрисы.
– Зуб даю, Романов к этому был причастен, – ворчала Агата. – Все сводится к этому. Иначе его смерть вообще какая-то нелепая. Эксперты говорят, в легких вода из бассейна. Долбанули по башке, окунули в воду и держали, пока он не захлебнулся… С этим понятно. Но зачем его оставили вот так? Почему не столкнули в воду? Сколько бы мы выясняли, что это не несчастный случай?
– Могли не успеть, – предположил я. Агата помотала головой.
– У убийцы была масса времени. Он смылся так же, как вошел, сторож спал, на обход здания забил. За то время, что у него было, он бы запросто притопил парня, даже бежать бы не пришлось. Странно все это. Если бы не прихваченный заранее молоток, я бы могла списать это на аффект, но Антона шли убивать, а не разговаривать с ним. Удар был, не сказать, что очень сильный, череп даже не треснул, и ни одну из девчонок я не списываю со счетов. Если честно, больше всего сомнения в причастности у меня вызывают как раз Сомов и Лаврентьев-младший.
– Они бы ударили сильнее?
– Ну, возможно, – скривилась Агата. – Но тут, скорее, дело в росте, угол был бы другим. Или они неудобно стояли, или убийца не очень высокий. Любая из девчонок могла ударить его, потом он упал, потерял сознание, она сунула его голову в воду и держала, пока не захлебнется. А не спихнула, потому что не смогла сдвинуть, он все-таки довольно крупный парень. И, заметь, он был раздет, в одних плавках. Зачем снова разделся, если уже наплавался?
– Ты считаешь, что у него было тайное свидание? – решил я.
Агата помолчала и жалостливо добавила:
– Скорее всего. В карманах презервативы лежали, явно ведь на что-то рассчитывал. Но штаны остались в раздевалке, аккуратно сложенными, вместе с презервативами. Если он собирался потрахаться, то явно не там же на скамейке. И ведь ни одного явного следочка! ДНК, конечно, выявит близкие контакты с этой компанией, раз они там половину ночи отирались, но на нем самом ничего, все смыто. Не зацепиться. У меня уже ум за разум заходит…
Тут нам и сообщили, что пришла Торадзе, и едва Агата разрешила выписать ей пропуск, как та влетела в кабинет, словно грозовая туча. Выглядела она довольно внушительно, глаза метали молнии, и я подумал, что кому-то сейчас не поздоровится. Агата и ухом не повела.
– Я пришла, чтобы… Не знаю, как правильно сказать. Выразить протест, наверное. То, что вы делаете, просто немыслимо, – заявила Торадзе прямо с порога. Агата вздернула брови, помолчала с полминуты, а затем указала рукой на стул. Торадзе поджала губы.
– Можете конкретизировать? – прохладным, как осень, голосом спросила Агата. – Я не совсем вас поняла… Присаживайтесь, может, вам кофе или воды?
– Я не хочу кофе и воды, я хочу, чтобы вы оставили в покое моих девочек и не таскали их на допросы. У них скоро соревнования, а вы дергаете по всяким пустякам, – ответила Торадзе, испепеляя Агату взглядом.