Штрих, пунктир, точка

Особые отношения складывались у Виктора Петровича с молодёжью. Они к нему льнули. И те, которые с нами учились, и те, которые приходили на встречи.

Так совпало, что сейчас, когда я добралась в своём нон-фикшн до воспоминаний о Викторе Петровиче, наша литературная группа, которая по счастью не распалась после окончания ВЛК, готовится к дню его памяти. Он ушёл несправедливо рано, не закончив своей лебединой песни. Ему, по генетическому коду его предков, следовало жить лет до ста.

Мне кажется, что наша однокашница поэт Юля Великанова в своём эссе о Викторе Петровиче Слинько (Славянине) сказала так хорошо, так образно, что не могу не привести её текст полностью.

Юлия Великанова. Правда о человеке

10 августа 2021 года ушёл из жизни писатель и педагог, член Союза писателей СССР и России Виктор Петрович Слинько – Виктор Славянин.

Мне повезло учиться вместе с ним в 2009–2011 годах на Высших литературных курсах при Литинституте имени Горького. Вслед за этим организовалось Литературное объединение «Точки» при Совете по прозе Союза писателей России. Его возглавил писатель А. В. Воронцов. Все эти годы Виктор Петрович был постоянным участником встреч, мы обсуждали его произведения, также он нередко высказывал своё мнение о произведениях других «точкинцев».

И вот стало известно, что он ушёл. Не от серьезной и продолжительной болезни, которой, как все мы знали, Виктор Петрович страдал. «Страдал» – не то слово, нет. По крайней мере, страданий своих он никак не выказывал, это точно.

Рассказали, что случилось это быстро и страшно. Вдруг на даче упало давление, до нереальных цифр – 60 на 40. Отвезли его в больницу в Боровске. Там ему стало лучше. В больнице ему не понравилось, он вернулся на дачу.

А потом, когда снова стало плохо, уже – в Москву, в Склиф, и – не удалось спасти.

И ушел, выходит, в сильном внутреннем протесте. Мне кажется, Виктор Петрович во многом был из этого протеста. Очень честного и очень сильного.

Та правда, которую он хотел и не мог не рассказать в основных своих произведениях – его тема – многим не нравилась. Она нарушает наши представления, мы привыкли к другому взгляду на историю страны, на Великую войну.

Кажется, что в наши «новые» времена мы отчаянно хотим правды. Но, выходит, что всей правды мы по-прежнему не хотим.

В разговоре-интервью, который я успела записать, Виктор Петрович объяснял, что много так называемых военных книг написано на самом деле не о войне. Многое написано поверхностно, без глубинного знания. Да и без внимания к человеку, без правды о человеке.

Важнее всего для писателя Виктора Славянина – человек. Правда о человеке.

Он объяснил верность своей теме так: «Оно пишется в память безвинных, забытых, убитых ни за что людей. Кто-то же должен о них писать! Я не могу не писать. Оно мной владеет».

Нельзя забывать, что точка зрения, убеждения могут и должны быть разными. Читаю тексты Петровича (для нас, «точкинцев», он был Петрович) и слышу честный голос. Голос, которому нелегко было прозвучать. Но он звучит.

Автор изучал материал, много материала. Погружался в эпоху. Искал факты. Искал доказательства своим личным воспоминаниям и своему взгляду на историю.

Как бы там ни было, твердая четкая позиция, помноженная на несомненный талант и огромную работоспособность, достойны только уважения и заслуживают честного непредвзятого вдумчивого чтения. Знать надо!

Мы были однокурсниками. Мы, можно сказать, дружили. Были в одной компании, хотя учились на разных семинарах. В память о Петровиче-человеке я приведу три эпизода.

Эпизод первый. Весёлый.

Как-то вечером забрели мы – первокурсники ВЛК – в аудиторию второго курса.

Там с ребятами отмечал некий праздник жизни очень почитаемый и любимый мною покойный уже Алексей Константинович Антонов. Педагог и поэт, прозаик, теоретик. Важный человек в судьбе многих беспокойных литературных душ.

И вот стали знакомиться. Одно дело – лекции, а тут – неформальная обстановка. Алексей Константинович спросил Виктора Петровича: «А вы – кто же будете?» Ведь годы Петровича были солидными даже для Высших курсов, где учились люди взрослые. И вдруг у Петровича вырвалось: «Я – Дюма-внук».

Эта штука как-то у нас прижилась, он письма свои электронные так подписывал. Иногда мы вспоминали об этом «псевдониме» при встрече.

Эпизод второй. Жизненный.

У нас был однокурсник из Узбекистана Вафокул Файзуллаев. Известный теперь у себя на родине поэт Вафо Файзуллах. Мы все вместе ходили после лекций в Макдональдс – Виктор Петрович, Вафокул, поэт Владислав Цылев, прозаик Гульнар Мыздрикова и я.

И вот однажды в институте подходит ко мне встревоженный (редкость) и громкий (это всегда) Виктор Петрович и шепчет в голос: «Узбек-то ваш скоро с голоду помрёт… Ты только посмотри на него…» (точка не нужна)

Вафокул жил в Москве в общежитии, и даже стипендии ему не полагалось. На какие средства жил, можно только гадать.

В общем, даже для правоверного мусульманина, соблюдающего все обряды, Вафокул выглядел слишком уж худым и болезненным.