Штрих, пунктир, точка

На наших глазах в семейной жизни Дмитрия произошли изменения. Его вторая жена, потребности которой казались более амбициозны, чем первой, не только вошла во все дела, но и решила бытовые проблемы совместной жизни. К сожалению, Дмитрий вскоре после вступления во второй брак умер. После его смерти хозяйкой небольшой части бизнеса стала вторая жена. По воле судьбы я оказалась под её руководством. Потекли скучные пустые дни. Ни былого размаха, ни перспектив. Из финансовых директоров Михаила перевели на безымянную должность – всё и ничего. Я бы сказала порученца. Меня сначала подержали на прежней должности менеджера, а позже спустили до эйчара (раньше бы сказали «кадровички»). Но кадров становилось всё меньше, работа безотрадней. Забравшись по крутой, трапом, лестнице, попадала в свой отсек, где переставляла папки с уже никому не нужными бумажки и предавалась тоске.

На помощь пришла литература.

Мемуар 21. От танцев к литературе.

От Новокузнецкой до Тверского бульвара, где в известном особняке на кожаном диване родился Александр Иванович Герцен, рукой подать. Вот туда я и отправилась в августе 2009 года. Опустошённое суетой и разочарованием «Я» требовало обновления! На Тверском, 25 моё сердце, обретя новое пристанище, и ожило, и возрадовалось. Тени известных писателей и поэтов витали в коридорах Литературного института Горького, аудиториях, читальном зале. Это создавало ауру! Когда-то некоторые из них здесь блистали на вечерах или заседали в президиуме, а кто-то ютился в каморках советского общежития. Двадцать лет прожил во флигеле, ставшим отделением заочного отделения института, Андрей Платонов. В комнате, Платоновской аудитории Литинститута, где проходили творческие семинары, его портрет висел так, что входящие чувствовали на себе взгляд писателя. Добрый, умный, немного печальный. Здесь, в Литературном институте имени Горького, в возрасте шестидесяти трёх лет, я стала студенткой, вернее слушательницей, так называли нас, обучающихся на Высших литературных курсах. Старше меня был только прозаик Виктор Петрович Слинько (Славянин), к тому времени публикующийся автор. Начинал он в семидесятых, даже учился в Лите, но что-то у него с институтом не срослось (как я понимаю у Виктора Петровича с советским строем не всегда случались совпадения). И вот теперь он навёрстывал!

Догнать его никто не смог.

Многие остались в малой прозе, а он шагнул в роман «Время незамеченных людей».

Первые встречи с Виктором Петровичем меня обескуражили. Большой, шумный! Казалось, что существует только он! Кто-то, глядя на него, жался по углам, кто-то вступал в жаркую дискуссию. Как ему хотелось передать нам своё мастерство, азарт писательства! «Три часа писать, три часа читать. Чехова, Чехова». – Напутствовал он. Или вопрошал: «Идея, идея. Где у вас идея? … Что вы пишете «дерево»? Дерева вообще у писателя не существует. Какое дерево? Берёза, сосна?» … Забегаю вперёд: позже, когда в 2019-м я и Елена Яблонская дерзнули организовать группу Литературная лаборатория «Красная строка», Виктор Петрович не только поддержал нас, но и стал активным участником встреч. Его проект «Почему так, а не иначе» мы продолжаем и сейчас, приглашая авторов наиболее интересных произведений. Как-то на одной из встреч я познакомила Виктора Петровича с рязанской писательницей Лидией Терёхиной. Прочитав её рассказ, он воскликнул «Талант, какой талант, но без огранки» и тут же вызвался помочь, дать несколько уроков (обратите внимание – бесплатно). Я возила Лидию к нему, а потом началась их переписка… Просматривая записи с его выступлениями, я невольно сравниваю поведение знакомых мне людей раньше и сейчас, в год пандемийный. «При написании произведений обратите внимание, – говорил Виктор Петрович, – как меняется психология и поведение людей в периоды несчастий, покажите это!» Да, да, как же он прав: вот соседка c первого этажа, она ли не холила садик под своими окнами? Сад непрерывного цветения. С раннего утра она то с граблями, то с лейкой. Как она любила рассказывать о своих цветах. А теперь? Уже второй год не открывает окна, чтобы выйти на улицу и речи нет. Зашторенные окна и только узкая щель – форточка. И заброшенный, заросший садик… Увы, я могла бы привести здесь много примеров…

Руководитель нашего семинара писатель Андрей Воронцов, ощущая талант Виктора Петровича Слинько (Славянина), лишь иногда, смущённо улыбаясь в усы и бороду, делал замечания при обсуждении его текстов: «Ну. это ты уж, Петрович, слишком…»

Честно говоря, если по какой-то причине Петровича вдруг не оказывалось на обсуждении, многие, в том числе и я, с облегчением вздыхали. Был горяч и справедлив! Под его взглядом съёживались. Как ни странно, меня он упрекнул лишь однажды, за то, что в моём рассказе рыжий метис лайки лежал на кровати в ногах у ребёнка. «Вы, хоть, понимаете, что пишете, – гневался он, – такого просто не может быть. Не верю!»