Штурм бункера

О Су! Ты мой приветливый берег с огнями ночного города!

3

«Улле, я тебя люблю. Я пойду за тебя замуж. Мне не надо от тебя ничего особенного, никаких сумасшедших подвигов, я и так тебя очень люблю. Ни славы мне от тебя не надо, ни денег, ни подарков, ничего. Мне нужен ты сам, ты, ты, только ты. Я по тебе с ума схожу, ты мне нужен как соль, без которой ничего есть не станешь, ведь невкусно. Я, кстати, не такая уж старая, я могу родить тебе ребенка. Возвращайся, где бы ты ни был, мой непутевый, брось все, твоя госпожа ждет тебя. Вернее даже, не твоя госпожа, а твоя возлюбленная, потому что мы равны и еще потому, что вот зачем ты ушел? Мне без тебя плохо. Возвращайся, спасай. Как еще тебе объяснить? Я тебя зову-у-у-у!»

Ей надо было сразу это сказать Улле, а она, глупая тварь, не сказала. Точно. Ведь она бы его остановила! Только так могла бы… А она ленивая.

Живая легенда марсианской археографии Франсуаза Ледрю отправила письмо, очень надеясь, что Улле скоро вернется.

Задумалась. «Душа моя ленивая и медлительная. Старею? Нет, не старею, я молода и прекрасна. Просто привыкла получать всё, чего захочу, сколько захочу и когда захочу. Вот и обленилась несколько… Скорее бы он… ко мне… Надеюсь, я не опоздала отозвать его… надеюсь, он меня послушается… Пресвятая Дева Мария! Проси Господа нашего, а твоего Сына, чтобы Он уберег Улле. Я умоляю тебя!»

Письмо добралось до адресата, но отключенный браслет Улле даже не пикнул в контейнере у Трака.

4

…Она не лезет обниматься. Она просто берет мою руку и прижимает к шлему – там, где под шлемом левая щека. Тебе бы понравилось, Су: так блюдет свою верность возлюбленному, даже со спасителем своим не играет в обнимашки!

А может, просто холодный человек. Но так лучше не думать. Ради тебя, Су, я так думать не буду.

Показываю ей: семерка на связи, она мне – пятерка. Жму.

– Где Макс? Ведь ты не Макс.

– Кто?

– Макс Бубер! Мой… он был со мной.

Вот тебе на! Ни «спасибо», ни «где все», ни «я так испугалась». Железо, а не девочка. Маленькая такая, травинка на ветру, а стойкая.

– Недалеко отсюда. Немного расхворался, но если мы постараемся, его еще можно вытащить.

– Вот почему не он меня… вызволил… Пойдемте же скорее к нему!

– Хорошо. Лезь за мной, шпингалетина.

И мы протискиваемся назад. Я на всякий случай запускаю связь 7–8… У него личная связь со мной вырублена. Или каменные массивы эту связь перекрывают.

Вылезаем в коридор. Потом, очень быстро, в квадратный зал.

Никого.

– Может, он уже наверху? Я его отправил туда.

И показываю рукой на путь к выходу.

Она первая бежит к лестнице, рвется наверх, а я ее удерживаю. Судя по тому, как Фрост вибрировал, у входа нас может ждать кто угодно. Не дойдя ступенек шести-семи до верхней площадки, я останавливаюсь. Видит Бог, Су, я на многое готов, но только не рисковать безо всякого смысла. Вызываю по связи девочку.

Молчание.

Дергаю ее.

Она поворачивается и переключается на меня.

– Простите, я пыталась связаться с Максом.

Именно это я собирался ей сказать: может, он включен на тебя, твой безумный влюбленный, давай проверим.

– Ну и?

– Он жив. Слышу едва-едва. Стонет, кое-какие слова разбираю. Он здорово болен? Зовет меня. Но помехи, почти сплошь помехи…

Так не должно быть. Если он вышел, его должно быть слышно ой-ёй-ёй как хорошо. Может, наведенные помехи?

Проверим.

– Ну-ка, юная-резвая, спустись быстренько вниз, до квадратного зала, опять включись на своего Макса, но ненадолго, а потом на меня.

О, как она вниз полетела. Чует: я что-то знаю, слушается. И?

– Его стало слышно лучше! Гораздо лучше!

– Жди меня, не отключай связь со мной.

– Да-да, конечно.

Кряхтя, спускаюсь. Ох, Су, эти горки-лесенки мне уже не в радость. Говорят вот, пить надо меньше! А что если я уже не пью, но пить надо было меньше. Как исправить то, что уже произошло?

Разве только молиться.

Очень хорошо понимаю, в какую пакость мы вляпались. Надо мне было, пню трухлявому, довести его до зала и тут посадить. А я, Су, поторопился и слажал. Сразу полез щель искать, понадеялся на парня. Как-кого же дурака свалял!

Старею, видно, начал путать последовательность ходов в игре, и выигрыш, который уже был на кармане, уплывает вдаль.

Парень в своем полубреду никуда не свернул. Он прошел квадратный зал насквозь и убрел далеко вперед по боковому коридору. А там начинается сеть ходов густая, не разбери-пойми какой куда. Я бы, может, разобрал, он – точно не разберет. Притом половина коридоров кружным путем ведет к залу-шестиугольнику, а там Фрост. Вторая половина выводит на очень длинный, тесный, но пологий спуск к нижним уровням. Туда Фрост может прийти или не прийти, но парню оттуда не найти дороги назад.

– Он жив, шпингалетина. Он ушел вон туда. И шансов на то, что мы его вытащим, почти не осталось. Может, один на двадцать или на тридцать. Никакая игра. Но ты… ты еще можешь подняться и жить.

Она молчит, смотрит на меня с полминуты.