Штурм бункера

– Прощу прощения, я знаю, вы ведь наш проводник, верно? Я правильно поняла? И вы меня извлекли из… каменной камеры… не по приказу Призрака, а по своей воле, а значит, сейчас действуете против него? Если вам не трудно, подтвердите, во всем ли я права.

– Во всем, шпингалетина.

– Меня зовут Таня Клайд. А вас?

– Улле Густавссон, шпинга… Таня. Для своих – Улле Седой Петух.

– Мистер Густавссон… я очень благодарна вам за свое спасение. Если нам удастся выбраться отсюда невредимыми, поверьте, я найду способ отблагодарить – лучший изо всех, которые доступны небогатой женщине, чье сердце занято. А сейчас… я не могу уйти, поскольку здесь мой Макс. Это мое решение никак изменить нельзя. Послушайте… вы мне ничего не должны. Я вам никто, и я вам уже должна свою жизнь. Но я прошу вас, я вас умоляю, просите все что угодно, только не бросайте меня одну! Помогите мне спасти моего… непутевого… моего… Макса… моего…

Кажется, она начала тихонько плакать. Или, может быть, пришла в состояние, когда плач горло сдавливает, ты его не пускаешь наружу, но говорить уже не можешь. У женщин такое часто бывает, я видел. У мужчин реже, но тоже бывает.

Она встала на колени, схватила меня за руку.

Свалились же два олуха на мою голову! Две паршивые карты, которые никак не удается сбросить! Знаешь что, Су? Только ради тебя. Как будто ты находишься здесь и смотришь на нас, мой теплый источник.

И еще – ради Бога.

У меня на старости лет остался мой магазин, мой навык штурмовки бункеров, мой Господь и ты, Су. Я богатый человек.

И я должен поступать так, как хотели бы вы оба, ты и Он. Таков маршрут, свернуть невозможно.

– Ладно. Иди за мной. Прошу одного: слушайся беспрекословно.

Таня Клайд пытается кивнуть и бьется лбом в обзорный экран гермошлема.

Олухи!

5

Истерики еще никому ни в чем не помогали, парни. Так устроен мир. Либо ты берешь себя в руки и делаешь то, что еще можно сделать, либо ты слабак и тебе пора пить коктейли из трубочки с дурацкой мишурой, сидя в шезлонге на берегу теплого моря – там, где специально для старых пердунов устроены лучшие в мире курорты. Белый песочек, пальмы, прочая чушь. Да, еще вместо мишуры на соломинке, которую кладут в бокал, может быть зонтик из тонкой цветной бумаги.

Я вам, м-мать, кто? Мальчишка? Мне, м-мать, игрушки нужны?

Мне нужно выйти отсюда с хабаром.

И без проводника я это еще могу.

Но хабар-то…

– Достукались, удрал хромой самчишко. Где мои деньги, Призрак?

Когда я решил, что можно брать баб на серьезные дела? Я тогда крепко ошибся…

– Трак, Вышибале – один удар.

– Принято.

Секунду спустя слышу стон по связи.

– Вышибала, ты поняла?

– Дрянь!

– Еще?

– Нет. Я поняла, босс.

– Всем: этот Седой Петух еще заплатит за предательство. Жизнью заплатит. Белый Призрак таких вещей не прощает. Но до того, как Улле сбежал, этот сморчок признался мне, что места, по которым мы идем, до конца не выбиты. Выйти мы можем и без проводника. Однако сначала – несколько часов на приборный поиск. Трак, нарезаю сектор: отсюда до… до сих пор. Маг, подсвети ему. Вышибала, расчехли и наладь металлодетектор. Надежды мало, но…

– Босс…

– Маг? Я же велел: помоги Траку. Что еще?

– Босс, мой Котя вернулся из разведки. Он кое-что обнаружил тут… неподалеку… он дал мне маршрут… я проведу, и Улле не понадобится.

По связи разнеслось какое-то невнятное хрюканье.

– Браннер, это ты тут хряка изображаешь? Имеешь, что сказать?

– Я-а? Да-а… пожалуй. Лучше заниматься приборным поиском где угодно, только не там, где зона заражения синдромом манускрипта поблизости…

Да почему бы нет? Потроха пёсьи, слишком дорого всё это обошлось, чтобы начинать поиск наобум, притом в опасном месте, как это делают мальчишки.

– Маг, это далеко?

– Минут 10-15 средним шагом.

– Реально хабар?

– Очень похоже. Котя хорошо научен.

– Поведешь. На тебе, Маг, как я уже говорил, труба света. Трак – рядом, контролировать. Вышибала – грунтовый свет и металлодетектор. Браннер – за ней, а я замыкаю. Держать дистанцию. Двигаемся!

Кругом – ринхитье царство. Прямые коридоры сменились кривыми, узкими, вот спуск на второй уровень… ступеньки у них низкие, плоские, вырубали их тщательно. А потом, как я вижу, не раз ровняли, когда гладь ступеньки искривлялась под действием тысяч прошедших по ней ног. И… арка… Какой-то каменный язык свисает над лестницей. И на нем вырезан ужас: львиная морда, огромная, в ней одни острые клыки, а глаза замотаны каменными тряпками, глаз не видно. О, и ушей, кстати, тоже. Безликая пасть. Сразу видно: наваяли ринхиты, если вы, парни, понимаете, о чем это я. Те еще любители хоррора.

Миновали. С другой стороны языка всего один знак. Короткий и очень известный. Даже я его знаю: «Маворс».

– Маворс, – произносит Браннер, хотя его никто не спрашивал.

И, кстати, никто ему не ответил.

Спускаемся ниже. Ступеньки сразу становятся хуже некуда. Сточены, едва видны, как бы шею не сломать. Слышу, Маг заговорил:

– Мы на втором уровне. Но нам надо спуститься несколько ниже, босс.

– Маг, здесь нет совсем ничего… полезного?

– Не знаю, босс. Котя не сообщал.