Сидящий напротив меня человек в робе арестанта тусклым взглядом посмотрел в забранное арматурой окно, в которое злой, взбесившийся ветер бросал пригоршни дождя. Лицо его, мохнобровое и изрезанное глубокими морщинами неудач, выражало полное равнодушие к окружающему, словно речь шла о чем-то совсем пустячном, и находился он не в зоне – исправительно-трудовой колонии, а все в той же кочегарке пионерского лагеря, где я с ним когда-то познакомился.
Я вспомнил, что, учитывая все мои «кульбиты во времени», прошло не более пяти-шести лет с того дня, когда он был арестован. Не много, но люди порой стареют и быстрее. Трофимыч же за эти годы совершенно не изменился, и даже число его морщин, пожалуй, осталось прежним. В другом случае меня, наверное, удивило бы сие обстоятельство, но не сейчас, когда я знал причины этого феномена.
– Послушай, Трофимыч, я ведь тогда и в самом деле не знал, кто убийца. Я лишь прочитал в записке, что…
– А если бы знал, поступил бы иначе?
Я мысленно поскреб в затылке и решил быть честным.
– Тогда, наверно, нет. Я убедил себя, что обожаю убиенную Анечку, и жаждал возмездия. Господи, Трофимыч, какой глупой бывает молодость! Сейчас я могу лишь сказать, что полностью согласен с твоими словами о том, что каждый рано или поздно должен платить по своим счетам, сколь высоки бы они ни были. Впрочем, я не судья и не знаю, насколько кара в том случае соответствовала преступлению.
– Это теперь не имеет значения.
– Ты прав… Кстати, Трофимыч, – начал я издалека, – тебя не удивляет, что я за столь малый срок так повзрослел? Тогда мне было девять, а прошло всего пять лет…
Трофимыч оторвал, наконец, взгляд от окна и посмотрел на меня чуть насмешливо.
– Может быть, я и произвожу впечатление уставшего от жизни человека, и даже готов признать, что некоторые мои поступки достойны удивления, однако я не поглупел. Совершенно ясно, что ты каким-то образом вляпался в эту грязную историю с моими Картами и алчным Абхинавой, а возможно и служишь ему. Если это так, то я должен с огорчением констатировать, что безумный индиец докопался-таки до сути. Только скажу тебе сразу: все ваши усилия бесполезны, поскольку Карт у меня нет. Я потерял их.
– Да нет, Трофимыч, не потерял. Долгие годы Яков Угрюмов хранил Карты у себя, дожидаясь твоего появления, и лишь в тридцатом году кто-то увел их у него. Может быть, это был упомянутый тобой Абхинава, но, скорее, адепт его ашрама профессор Георг Райхель. Однако верь мне – ни одному из них я не служу, мало того – имею к подлецу-оккультисту кое-какие претензии.
При упоминании Якова заключенный вздрогнул и впервые с начала разговора посмотрел на меня внимательно.
– Ты знаешь Якова? Откуда? И как тебя, черт возьми, угораздило влезть во все это?
– Это длинная история, Трофимыч, и если я сейчас начну ее рассказывать…
– Не думаешь ли ты, что у меня здесь нехватка времени при сроке в пятнадцать лет? – осклабился Штурман, и я, понимая, что другого выхода у меня просто нет, как на духу выложил ему все.
Все время, пока я говорил, Трофимыч сидел с опущенной головой, уставившись в пол, и лишь изредка, если я делал паузу, нетерпеливыми жестами побуждал меня продолжать. Пару раз он задавал мне уточняющие вопросы, а услышав про загадочное исчезновение Карт Навигации из тайника в стене сарая, всплеснул руками.
Когда я закончил, Трофимыч еще некоторое время оставался неподвижен, размышляя о чем-то, затем вдруг лукаво посмотрел на меня и спросил:
– Ты точно запомнил, где находится тот тайник?
– Конечно. Яков показал мне это место.
– И ты смог бы открыть его, не взломав?
– Ну да. Только я не понимаю, к чему твои вопросы. Ведь Карты исчезли, а я здесь, а не в прошлом.
– Ты забыл, кто я? Или просто не хочешь помочь мне и себе?
Я от чистого сердца заверил его, что готов на все, лишь бы положить конец всей этой неразберихе и вернуться к нормальной жизни.
– Тогда слушай. Я вычислю нужную тропку и отправлю тебя туда. Там ты вынешь Карты из тайника до того, как они исчезнут, и принесешь их мне. За это я постараюсь исправить глупость твоей молодости и вернуть тебя в твое время. Идет?
Пуститься в очередную авантюру со временем? Я поежился. Пусть я сейчас и не дома, но ведь девяностые годы – не тридцатые с их ужасами и оголтелым коммунизмом и, если я отрину чрезмерные амбиции, то, возможно, смогу вполне сносно здесь устроиться! Если же я вновь нырну в дикие времена, то не останусь ли там на этот раз навсегда? Я отчаянно не хотел рисковать и вспомнил даже пословицу про синицу в руке, но… Подумав о ласковых глазах товарки Алеянц, сказал почему-то:
– По рукам, Трофимыч! Надеюсь, на этот раз обойдется без коллизий!
– Отлично! На твоем месте я поступил бы так же. Чтобы твое наземное путешествие не было столь трудным, сделаем так: ты отправишься в Николопетровку на обыкновенном автобусе, честно заплатив за билет, и там найдешь врата…
После короткого объяснения я, подивившись сказочным возможностям Штурмана, не мог не спросить:
– Скажи мне, Трофимыч, почему же ты сам тогда не вернулся назад? Для тебя это – плевое дело, и Абхинава…