Штурмуя цитадель науки. Женщины-ученые Российской империи

И до тех пор, пока научная работа оставалась личным внутрисемейным делом или невинным увлечением вдовы, государство считало это делом частным и не обращало на него никакого внимания (если не считать насмешек над «синими чулками», распространявшихся в обществе). Даже когда в 1859 году целый ряд девушек начал посещать университеты, это не обеспокоило правительство: невинное любопытство не могло принести никакого вреда, если семья девушки позволяла ей подобное времяпрепровождение. Но государство оставалось в стороне только до определенного предела. В тот самый момент, когда некоторые из любопытствующих посетительниц университетов решили попробовать получить государственные дипломы, ситуация резко изменилась и невинное любопытство, как уже упоминалось выше, было пресечено в корне, а двери российских университетов закрылись перед женщинами вплоть до революции 1905 года, да и тогда они приоткрылись лишь временно. Начиная с 1863 года, то есть с момента принятия решения по обращению первых двух девушек о разрешении им сдавать государственные экзамены с тем, чтобы далее получить диплом университета, и вплоть до декретов правительства большевиков 1918 года, отменившего раздельное обучение на всех уровнях, то есть на протяжении 55 лет, российское правительство стояло насмерть, не допуская женщин в российские университеты. Оно также отрицательно относилось к обучению женщин в университетах заграничных, не гнушаясь угрозами, главной из которой была невозможность впоследствии найти работу на родине, а также значительно затрудняя возможность подтверждения заграничного диплома в России и в большинстве случаев (за исключением врачей) полностью игнорируя их. Препятствуя получению женщинами не столько образования самого по себе, сколько государственного диплома об этом образовании, правительство блокировало доступ женщин к должностям, требовавшим этого диплома. Таким образом, если женщина хотела не только заниматься научными исследованиями, но и зарабатывать себе на жизнь этим видом деятельности, перед ней вставал непреодолимый барьер. Возникает закономерный вопрос: почему? Почему государство находило нужным препятствовать профессиональной деятельности женщин в интеллектуальной сфере? Не могли же высшие правительственные чиновники всерьез опасаться конкуренции за рабочие места со стороны своих сестер и жен?

Если исходить из процитированного нами выше российского семейного законодательства, женщина вообще не должна была работать, независимо от того, к какому сословию она принадлежала, а средства для жизни обязан был предоставлять ей супруг или родители. Но законодатели не могли не знать, что подобное положение дел может существовать лишь в теории. Дочери разорившихся отцов, вдовы, чьи мужья не имели прав на получение пенсии (а это все население страны, кроме государственных служащих и офицеров, да и те для получения пенсии должны были выслужить полный срок – 25 лет, что, к сожалению, удавалось далеко не всегда), – законодатель не подумал о том, на какие средства они будут существовать, если их родственники не пожелают взять их на содержание (или если родственников нет вообще). Впрочем, государство никогда не возражало против постоянных и, можно сказать, профессиональных занятий женщин тяжелым физическим трудом. Почему же желание части женщин (по своему социальному происхождению преимущественно принадлежавших к чиновничеству и дворянству, то есть высшим сословиям России) получить возможность зарабатывать на жизнь трудом интеллектуальным встретило такое упорное сопротивление со стороны государства?

Рассмотрим этот вопрос подробнее и для начала вернемся к ситуации с высшим женским образованием. Следует отметить, что в разные исторические периоды в Российской империи различные категории людей законодательно лишались доступа к высшему образованию по причинам социальным, экономическим и прочим. Например, когда в 1687 году создавалось учебное заведение, широко известное впоследствии под названием Славяно-греко-латинская академия, в нее принимали всех лиц мужского пола независимо от их социального или материального положения, включая детей солдат и крепостных. Через 68 лет, при организации в 1755 году Московского университета, было оговорено, что это учебное заведение предназначено для дворян и разночинцев… кроме крепостных людей. Хорошо известно, что некоторое время спустя правительство сочло нужным ввести ограничения для лиц, исповедовавших иудаизм. Плата за обучение и обязательное требование знания латинского языка автоматически отсекали малообеспеченных людей, безотносительно к тому, к какому сословию и вероисповеданию они принадлежали. Таким образом, женщины не являлись первой и единственной категорией жителей страны, лишенных возможности получения государственного диплома о высшем образовании (не говоря уже о самом образовании). Для того чтобы понять причины, которыми руководствовались власти, следует взглянуть на то, кого, по замыслам отцов-основателей, собирались выпускать из своих стен отечественные университеты.