Шуйский, проданный князь (СИ)

  Маркиз Астольф де Кюстин. Россия в 1839 году. Письмо семнадцатое - начал он. Книга запрещена к изданию и распространению в России. Почему? Сейчас станет ясно! "Императору помогают целые полчища солдат и художников, но, сколько бы он ни напрягал свои силы, ему никогда не наделить греческую Церковь тем могуществом, в каком ей отказано Богом; ее можно сделать карающей, но нельзя сделать апостольской, проповедующей, иначе говоря, цивилизующей и торжествующей в мире нравственном - заставить людей подчиняться еще не значит обратить их в истинную веру. Истинную веру обретаем мы сами, добавил иезуит от себя, но читаю дальше. В этой Церкви, политической и национальной, нет ни нравственной жизни, ни жизни небесной. Тот, кто лишен независимости, лишен, в конечном счете, всего. Схизма, разлучив священника с его независимым, вечным владыкой, немедля предала его в руки владыки временного, преходящего: бунт, таким образом, наказывается рабством. Когда бы орудие подавления стало одновременно и орудием освобождения, пришлось бы усомниться в том, что Бог существует. Католическая Церковь и в самые кровавые исторические эпохи не прекращала трудиться над духовным освобождением народов; пастырь-изменник продавал Бога небесного Богу земному, дабы тиранить людей во имя Христово - но сей нечестивый пастырь, даже предавая смерти тело, продолжал просвещать дух: сколь бы ни удалялся он от пути истинного, он, однако, принадлежал к Церкви, наделенной жизнью и светом истины; греческий священник не дарует ни жизни, ни смерти: он сам мертвец. Крестные знамения, приветствия на улицах, преклонение колен перед часовнями, набожные старухи, простертые ниц на полу церкви, целование руки; а еще жена, дети и всеобщее презрение - вот и все плоды, что пожинает поп за свое отречение; это все, чего сумел он добиться от суевернейшей на свете нации... Каков урок! и каково наказание! Взирайте и преклоняйтесь: в тот самый миг, когда, торжествует схизма, пастыря-схизматика поражает бессилие. Когда священник желает захватить в свои руки временную, преходящую власть, он гибнет, ибо взоры его не достигают тех высот, с каких открывается путь, назначенный Господом. Когда священник позволяет, чтобы с кафедры его смещал царь, он гибнет, ибо ему не хватает смелости следовать этим путем: оба равно не могут исполнить высшего своего предназначения..."

  - Российский царизм, произнес Франтишек, подчинил себе абсолютно все, даже веру, потому мы и зовем эту монархию абсолютной. Она погубила православие навсегда. Церковь превратилось в министерство.

  - Ойче Франтишеку, а этот маркиз де Кюстин просто путешествовал по России, да? Он был иностранец?

  - Де Кюстин - странствующий аристократ, много повидал, в том числе и те области России, куда доселе не ступала нога европейца.

  - Но ведь... Ян запнулся. Он француз, жизнь прожил во Франции, и ничего странного, что в России ему многое показалось плохим. Мне вот тоже.... Когда пан граф увез меня в Польшу, мне непривычно было. И язык, и люди, и одежда, и вера. Кое-что и сейчас не понимаю. Но я же не пишу таких писем, чтобы все в дурном свете выставить. И потом: разве плохо, что у православного священника есть жена и дети?

  - Ах, пане Яну, пане Яну, что мне с вами делать? Одно из двух: либо у вас доброе сердце и потому всех пытаетесь оправдать, либо вы остаетесь во власти шиизмы (раскола, рольск.) Вы не можете примириться с правдой о своей родине - вздохнул иезуит.

  - Но так нельзя, ойче Франтишку!

  - Почему?

  - Потому что этот маркиз пишет, наверное, не только о том, что увидел на самом деле, а еще и о том, что ему показалось.

  - Но свидетельства маркиза принимают за непреложную истину! Даже некоторые соотечественники, например, философ Чаадаев... - начал иезуит.

  - За непреложную истину письма де Кюстина они принимают потому, что сами никуда не ездят. А преувеличивать, зная, что многие поверят тебе на слово, не проверив, грешно.

  - Больший грех, уклонился он, быть еретиком. Впрочем, оставим этот разговор. Я хотел, чтобы вы, пане Яну, прочли маркиза полностью. Думаю, там много любопытного...

  - Я читал эту книгу еще в детстве. Любопытного в ней не столь уж и много.

  - Да?! - удивился Франтишек.

  - Дома были свалены разные книги, в том числе и эта, вся истрепанная, признался Ян, а, выучившись грамоте лет в 5, я хватал все, что попалось под руку. Одну историю из нее отлично помню - о злодее бароне Унгерн фон Штернберге, топившим корабли обманным маяком на своем острове.

  - Не буду настаивать - произнес иезуит. В библиотеке пана графа еще много книг, которых вы не читали.

  Из дневника Шуйского.