Разрушительное воздействие имели не только снаряды, но и сам шум. Потеря слуха, тиннитус, разрыв барабанных перепонок, дезориентация, головокружения – такими могли быть последствия ураганного огня для солдат, которым удалось остаться в живых. Уродующие увечья и поражения внутренних органов дополняют этот список. Кроме того, травматические переживания сказывались на психике. Каково было находиться под ураганным огнем, описывает Эрнст Юнгер в своем военном дневнике. 25 июня 1916 г. он отметил, что утром началась атака на их окопы, и он проснулся: «Под страшный грохот взрывов я бросился к своим вещам… Огонь приводил в беспамятство… Каждую секунду 4–5 взрывов. Будто мины вытряхивают из ящиков прямо над нашими окопами»[350]
. Тысячи солдат, которым удалось пережить такие длительные канонады и не получить телесных повреждений, все равно превращались в развалины – их физическому и психическому состоянию вредили шум сражения, коммоции и постоянный страх смерти. Большинство людей, страдавших полученным на войне снарядным шоком, нуждались в постоянном уходе до конца своей жизни. Они дрожали всем телом, их мучили беспричинные приступы страха. Современные медики в подобном случае диагностируют тяжелейшее посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), но в начале века это состояние не признавалось болезнью, и помощи для пострадавших не было. Через несколько лет около 5000 «дрожащих невротиков» станут жертвами нацистской программы насильственной эвтаназии[351].Ужасные переживания глубоко врезались в память солдат. В эпохальном романе «На Западном фронте без перемен» Эрих Мария Ремарк (1898–1970) описывает долгую («целых двое суток»[106]
) агонию раненого солдата, которую приходится слышать его товарищам. «Утром, когда мы считаем, что он давно уже отмучился, до нас еще раз доносится булькающий предсмертный хрип». На жаре животы трупов вздуваются. Они «шипят, урчат и поднимаются. В них бродят газы»[352].В конце Первой мировой войны на прежние поля сражений опускалась тишина, зато назревали политические волнения. Вся Европа превратилась в пороховую бочку: Февральская революция в России, революция 1918–1919 гг. в Германии, подъем фашистов в Италии и Испании и в конце концов приход к власти национал-социалистов. Ослабленная Веймарская республика, лицом которой был взбалмошный и шумный Берлин, скатывалась к диктатуре с ее тоталитарной акустикой. Начиная с середины 1920-х гг. по городам бывшей империи разъезжали машины с громкоговорителями, принадлежавшие либо национал-социалистам, либо коммунистам. На улицах звучали боевые гимны красных и коричневых, звуки труб и барабанов – полный политический хаос, в котором иногда раздавался свисток полицейского.
Получив власть в январе 1933 г., нацисты сознательно сделали ставку на силу образа и звука. Новый режим использовал в своих целях современную технику звукоусиления, недавно появившееся радио, кино и шумные массовые мероприятия. Третий рейх был еще и акустической диктатурой, формирующей новый звуковой образ Германии. Парады на территории съездов НСДАП в Нюрнберге были не только зрелищными. Важными акустическими символами общности был громкий крик тысячи голосов «Хайль Гитлер!», чеканный шаг отрядов СА, СС и членов партии, пение «Песни Хорста Весселя». По словам историка Кэролайн Бердсел, массовые мероприятия нацистов следовали сценарию «христианской литургии»: вступительное хоровое пение, декламация стихов, краткая речь, оркестровая музыка, сама церемония, «Хорст Вессель» в качестве заключения[353]
.https://youtu.be/OWTmahvaZhk?si=P4cQPCNIrw5nkUMA
39. Звук революции
1919 г. Речь Ленина, обращенная к Красной армии (оригинальная запись)
Новые власти прекрасно понимали, какую силу и могущество дает им современность, особенно в плане звукоусиления. Так, в своей речи на открытии Международной авто– и мотовыставки 1939 г. в Берлине рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс подчеркивал, что без автомобилей, самолетов и громкоговорителей взятие власти было бы невозможным[354]
. Несмотря на наличие звукоусилителей, нацистские лидеры – как Гитлер, так и Геббельс – часто кричали во время выступления. В этом не было необходимости, техника была уже достаточно совершенной, чтобы донести до публики и спокойный голос диктатора. Йозефу Геббельсу, в частности, совершенно не нужно было так вопить во время его пламенной речи в берлинском Дворце спорта 18 февраля 1943 г., когда он раз за разом задавал толпе знаменитый вопрос: «Вы хотите тотальной войны?» Арена располагала современной звукоусилительной техникой с 1926 г.[355].