Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство

По мнению современников, особенной жестокостью отличался один рыцарь времен правления французского короля Филиппа II Августа (1180–1223). Всю свою жизнь он разрушал церкви, грабил деревни, нападал на паломников, калечил невинных людей[75]. Жестокость и насилие, крики жертв и рык агрессоров – все это было приметой времени. «Именно в этой однообразной обстановке лучше всего выдает свое истинное расположение душа эпохи, – пишет медиевист Отто Борст. – Разбой и грабеж, узурпация и кровавые стычки были делом не одних только рыцарей, этим с удовольствием занимались и жители набиравших силу городов, в чем легко убедиться – достаточно хотя бы вкратце ознакомиться с хрониками городских войн позднего Средневековья. Убитые старики, изнасилованные женщины, вырубленные виноградники, сожженные деревни, оскверненные гробницы – все это считалось, так сказать, нормальной ценой войны»[76].

Хотя подлинной эпохой ведовских процессов считаются XVI–XVII вв., костры пылали уже в Средневековье. Инквизиция (лат. inquisitio – «поиск», «расследование», «вопрошание») была учреждена в 1215 г. папой Иннокентием III (1161–1216), и первоначальной ее целью была сама Церковь – еретики, богохульники и прочие смутьяны. Хотя в массовом представлении инквизиция связана прежде всего с жестокими пытками, треском пламени и криками несчастных жертв, для своего времени она была инновационным и прогрессивным явлением, неким островком правопорядка. Верится с трудом, но это так. Впервые в истории было четко упорядочено судопроизводство: предоставление доказательств, ход судебного процесса, составление протокола допросов, включая свидетельские показания, ведение письменной документации. Божьему суду и очистительным клятвам пришел конец[42]. Исход процесса часто был непредсказуем, зато путь к вынесению приговора – всегда прозрачен. Столь же очевидны были недостатки: обвинитель и судья – одно и то же лицо, судопроизводство – закрытое, а пытки – признанное средство поиска доказательств. Таким образом, вплоть до XVIII столетия в судопроизводстве были нормой и каверзные вопросы, и крик обвинителя, и стоны пытаемых.

До конца не ясно, мог ли обыватель услышать ужасные звуки из пыточной. Обычно допрос с пристрастием проходил за закрытыми дверями, однако людям были известны и методы пыток, и их последствия. В эпоху устной культуры слухи распространялись быстро, а время от времени кто-то мог в самом деле услышать крики из камеры или застенка. По меньшей мере для непосредственных участников пытки этот процесс был не только жестоким и бесчеловечным, но и очень шумным. Некоторые источники сообщают, что по распоряжению инквизитора мог применяться так называемый капиструм[77] – вид повязки, похожей на недоуздок, которая должна была удерживать кляп во рту. Громкие крики и стоны не должны были мешать работе судьи и палача.

В отличие от пытки казнь была публичным событием, которое запоминалось надолго. Казнь была средством наглядной и акустически мощной демонстрации того, что происходит с нарушителями правил. Конечно, самым жутким зрелищем было сожжение заживо, которое ожидало предполагаемых еретиков, ведьм и колдунов. Смертная казнь была похожа на народный праздник с музыкой, жонглерами, пестрой ярмаркой, на которую собиралось множество людей. В общем шуме толпы звучали крики несчастных, которые погибали медленно и мучительно. Нередко их страдания длились целых двадцать минут. Осужденных за уголовные преступления, подстрекательство к смуте или по политическим мотивам ждали другие виды казней[78],[79],[80].

Однако самой грубой нарушительницей покоя была война – а войн в Средневековье было много. Повсюду она считалась законным средством реализации политических интересов. Норманны против сарацин в Италии, походы Карла Великого против саксов, Штауфены против Вельфов, бесконечные войны за наследство и, наконец, Столетняя война (1337–1453), эта долгая ссора Франции и Англии. Конфликт с мусульманским миром, вспыхнувший с началом Крестовых походов, тянулся до самого конца Средневековья, и даже дети принимали участие в шумной войне с мнимыми язычниками. Звон мечей, крики сражающихся и топот боевых коней слышали не только солдаты и ландскнехты. Шум битвы распространялся по ближайшей округе, пугая мирных жителей. Неизвестный автор «Песни о Роланде» описал его так:

Да, тот, кто слышал звон разбитых броней
И грохот копий крепких о щиты,
Кто слышал стон предсмертный и проклятья,
Тот знал, что значит горе и мученья!..[43]

[81]