В конце сентября Элейн написала длинное письмо, в котором поздравляла бабушку с днем рождения, благодарила их с дедушкой за вырезки из «Тайм», и спрашивала дедушку, посмотрел ли он уже фильм с Ньюманом и Редфордом, слава о котором уже докатилась до Боготы (сам фильм, правда, пока нет). А затем, с внезапной торжественностью, интересовалась, что известно о преступлениях в Беверли-Хиллз[58]
. «Тут у всех есть мнение, невозможно за обедом обойтись без разговоров об этом. Фотографии просто чудовищные. Шэрон Тейт была беременна, в голове не укладывается, как можно было так поступить. Наш мир меня пугает. Дедушка, ты же видел самые страшные вещи, пожалуйста, скажи мне, что мир всегда был таким». Затем она переходила к другой теме: «Я вам, кажется, уже рассказывала про мои районы погружения». Она объяснила, что каждый класс в КАУЦе делится на группы, а каждую группу прикрепляют к конкретному району. Остальные трое ребят у нее в группе были из Калифорнии: все трое – мужчины, они ловко возводили стены и налаживали отношения с местной администрацией (об этом Элейн писала) и столь же ловко добывали марихуану из Ла-Гуахиры или Санта-Марты (об этом она умалчивала). Так вот, вместе с ними она каждую неделю отправлялась в горы неподалеку от Боготы, шла по грязным улицам, где под ногами нередко попадались мертвые крысы, проходила мимо домов из картона и гнилого дерева и выгребных ям, открытых взгляду (и носу) прохожих. «Дел тут много, – писала Элейн, – но я не хочу больше говорить о работе, оставлю ее для следующего письма. Я хотела вам рассказать, что мне ужасно повезло».Вот как все было. Однажды вечером, после долгих переговоров с муниципальными властями – речь шла о загрязнении воды, все сошлись на том, что необходимо срочно построить водопровод, а также на том, что денег на это нет, – группа Элейн отправилась пить пиво в магазинчик[59]
без окон. После пары кругов (бутылки темного стекла столпились на узком столе) Дейл Картрайт, понизив голос, спросил Элейн, способна ли она несколько дней хранить тайну. «Знаешь, кто такая Антония Друбински?» – спросил он. Элейн, как и все остальные, знала, кто такая Антония Друбински, не только потому, что та была одной из местных ветеранов и ее уже дважды арестовывали за беспорядки в общественных местах (где «беспорядки» следует читать как «протесты против войны во Вьетнаме», а «в общественных местах» – как «перед посольством США»), но и потому, что о местоположении Антонии Друбински уже несколько дней ничего не было известно.– Ну, не то чтобы ничего, – сказал Дейл Картрайт. – Кое-что известно, просто они не хотят, чтобы узнали все.
– Кто не хочет?
– Посольство. КАУЦ.
– А почему? Где она?
Дейл Картрайт посмотрел по сторонам и пригнул голову.
– Ушла в партизаны, – сказал он почти что шепотом. – Вроде собирается делать революцию. Но это неважно. Важно, что ее комната теперь свободна.
– Комната? – переспросила Элейн. – Та самая?
– Да, та самая. Которой вся группа завидует. И я подумал, что, может, ты захочешь туда въехать. Сама понимаешь, жить в десяти минутах от КАУЦа, мыться теплой водой.
Элейн задумалась.
– Я же не за удобствами сюда приехала, – сказала она в конце концов.
– Мыться теплой водой, – повторил Дейл. – И не надо будет переть напролом, как квотербек[60]
, чтобы выйти на своей остановке.– А как же семья?
– А что семья?
– Им платят семьсот пятьдесят песо за то, что я у них живу. Это треть их дохода.
– А это тут при чем?
– Не хочу отбирать у них деньги.
– Да что ты о себе возомнила, Элейн Фриттс, – сказал Дейл с театральным вздохом. – Думаешь, ты единственная и неповторимая? Что за чушь! Дорогая, только сегодня в Боготу прибыли еще пятнадцать волонтеров. В субботу будет еще рейс из Нью-Йорка. В этой стране сотни, а может, и тысячи таких же гринго, как ты и я, и многие из них приедут работать в Боготу. Поверь мне, твою комнату займут раньше, чем ты соберешь че-модан.
Элейн отпила пива. Позже, когда все уже случится, она вспомнит это пиво, сумрак магазина, отражение догорающего заката в стекле прилавка. «Там-то все и началось», – подумает она. Но в тот момент, получив прозрачное предложение Дейла Картрайта, она быстро все просчитала и улыбнулась.
– А откуда ты знаешь, что я проталкиваюсь, как квотербек? – спросила она наконец.
– В Корпусе мира все всё знают, милая. Все всё знают.