Шумерский лугаль

Гулко загремели новые прямоугольные щиты, сталкиваясь друг с другом. Фаланга надежно закрылась спереди, с боков и сверху, став похожей на постройку с черепичной крышей. По этой крыше сразу же застучали камни, выпущенные из пращей. Большая часть, правда, попадала в передние щиты. Зато стрелы летели и по наклонной траектории, попадая в верхние.

Я дал гутиям время насладиться бесполезной стрельбой. Уверен, что они впервые видят такой способ защиты и не знают, насколько он надежен. Пусть приобретут опыт, сын ошибок трудных.

— Лучники, начали! — приказал я.

Эламиты, не выдвигаясь вперед, начали вести обстрел врага по наклонной траектории. Стрелы летели с обоих флангов очень густо, так сказать, пакетами. Не каждая находила цель, но уже минут через пять ряды гутиев поредели настолько, что уцелевшие начали пятиться, выходить из зоны поражения.

— Фаланга, вперед! — командую я.

Все еще закрываясь сверху щитами, копейщики медленно идут на врага. Лучники быстро нагоняют их и даже вырываются вперед, чтобы остановиться, выпустить несколько стрел и вновь пробежать вперед.

Гутии отступают все быстрее, лишь изредка стреляя по нам. Они уже дрогнули, но еще не сломались.

— Колесницы, вперед! — отдаю я следующий приказ и толкаю в спину своего возничего.

Моя колесница была за левым флангом фаланги. Она объехала лучников-эламитов и понеслась по долине так, чтобы зайти во фланг отступающим гутиям. Следом за мной едет еще шестнадцать колесниц. На одной из них юный Энтена, энси Эшнунна, и Игмиль, его дядя по матери и заодно лугаль. Столько же колесниц под командованием Угмена устремилось к врагу с правого фланга.

Увидев летящие на них колесницы, гутии решили, что навоевались вдоволь, что пора по домам. У них не нашлось командира, который бы остановил отступление, организовал обстрел упряжных животных, которых защищали только кожаные доспехи. Попадания стрелы или камня в одну из диких лошадей упряжки хватило бы, чтобы эта боевая единица выпала из сражения. Раненое животное перестало бы слушать возницу, понесло бы, увлекая остальных за собой.

Моя колесница догоняет бегущих врагов. Я колю их копьем, которое длиной два с половиной метра. Короткий, резкий удар. Бронзовый наконечник в виде лепестка легко протыкает кожаный доспех между шевелящимися лопатками бегущего гутия, влезает в тело сантиметров на пятнадцать. Я быстро выдергиваю копье, чтобы не вывернулось из руки, потому что повозка продолжает двигать вперед, а убитый падает, поражаю другого врага…

— Бери правее! — кричу я своему вознице, имя которого постоянно вылетает из моей головы во время боя.

Мы уже далеко от своих лучников, не попадем под дружеский обстрел. Гутии оборачиваются на бегу, отшатываются от скачущих на них лошадей и попадают под удар моего копья. Я бью механически, не думая и ничего не чувствуя, монотонно выполняя своя работу. Есть такая профессия — чужую родину защищать.

65

Я сижу под раскидистым инжирным деревом, ем его плоды, полные мелких семян. Свежим инжиром наедаюсь быстро, а вот сушеный могу есть долго. Может быть, потому, что сушеный ем, когда нет свежих фруктов. Дерево растет во дворе дома самого богатого человека деревни. Сложен дом из камня, одноэтажный, с плоской крышей, без окон, дверной проем арочного типа, низкий и узкий, завешен куском бычьей шкуры. Когда входишь в дом, в нос шибает сильная вонь, смесь самых разных запахов. Самое интересное, что одинаково воняет во всех домах деревни. Во дворе легче дышится. Здесь воняет только гарью из открытого очага и овечьим пометом из кошары. Ни овец, ни кур, ни какой-либо другой живности в деревне нет. Жители увели и унесли всех с собой вместе с ценным барахлом. Они знают, что в деревне все будет разграблено, разрушено и сожжено, как в тех, через которые мы прошли раньше. Генерал Ермолов гордился бы мной.

Передо мной стоят три старых гутия. У всех троих волосы на голове и бороды длинные и седые. Узкие лица с загорелой, темно-коричневой кожей, черными глазами под седыми кустистыми бровями и длинными носами. У одного нос в красных прожилках, как у конченого алкаша. Кстати, алкоголиков пока не встречал ни разу. Спиртные напитки сейчас слишком слабые, надо хлестать ведрами, чтобы допиться до синьки. Да и стоят немало. Не у каждого хватит денег. Одеты в набедренные повязки из беленой шерстяной ткани и кожаные жилетки, зашнурованные спереди. Оружия нет, только посохи простенькие, без резьбы и лака. Старики смотрят на меня с тем равнодушием, которое появляется, когда смерть уже не кажется наказанием.

Доев очередной плод инжира, я перечисляю условия, на которых прекращу карательную экспедицию:

— Каждая деревня даст по одному мальчику из влиятельной семьи в заложники. Они будут находиться в Эшнунне или любом другом городе. Если вы опять нападете на земли Калама, заложники будут повешены.

Смерть через повешение считается у горцев позорной. Так расправляются только с клятвопреступниками и насильниками, причем последних сперва вешают вверх ногами за причинное место, а когда оно оборвется, за шею.