Читаем Шуры-муры на Калининском полностью

Этот расплывчатый и не вполне понятный ответ Паву не удовлетворил, а она так ждала подробностей, так надеялась по-чекистски прощупать его тайные намерения, что он проговорится, сболтнет по пьяни что-то важное и правда выйдет-таки наружу во всей красе.

— Да вы, голубчик мой, не обижайтесь, вам о будущем надо задуматься, а вы вот прошлым увлекаетесь, время транжирите, и свое, и чужое. Ведь каждый мужчина раньше или лучше все-таки позже должен жениться. А в нашей, извините, системе, в нашей компании жизнь уже идет на закат, а не на восход, так что это совершенно разные весовые категории, юноша, — сказала Павочка с непонятно откуда вдруг появившимися брутальными нотками в голосе и довольно резко бросила перетасованные карты на стол. Усики ее от напряжения покрылись мелкими сверкающими капельками, а завитушки парика вокруг лба грозно затряслись. — И морально, и материально, — зачем-то добавила она напоследок.

— Закат-восход… А бывают закаты, на которые не насмотришься.

Лев резко встал, налил себе очередную рюмку крепкого и нетвердо пошел на кухню. Пить он умел, не пьянел долго, но после какого-то известного только его организму количества алкоголя он враз вырубался и падал, не забыв интеллигентно со всеми попрощаться, все-таки он был мальчиком из хорошей семьи.

— Лидка тебе спасибо не скажет, что ты к нему пристала? И потом, не хочешь вранья — не спрашивай! Перед тобой никто не обязан отчитываться! У тебя там под париком ведь должны же быть мозги! — Ветка действительно не понимала эту Павину вседозволенность и вездесущность.

— Ветка, ты говоришь обидно! Предупрежден — значит вооружен, — зашипела в ответ Пава, чтобы с кухни никто не услышал. — Сама же слышала, предстоит важное решение! Вопрос — какое? Он объяснится с Лидкой? Не думаю. Уйдет с одной работы на другую? Вряд ли. А если надумал жениться? Только вот на ком? Вдруг у него на стороне кто-то есть, а он тут перед подругой кренделя выводит! Она вроде умная женщина, но, когда влюбляется, у нее просто отключаются мозги, были — и нет. Поверь моему опыту — у мужчины, как у зубной щетки, должна быть одна хозяйка, а если нет, это уже ершик для унитаза! — и она скорчила невероятно брезгливое лицо. — И прекрати делать из меня идиотку. Я просто о ней забочусь!

— Никто идиотку из тебя не делает, это полностью твоя инициатива! Ты даже сама не понимаешь, что сейчас говоришь! Что ты фантазируешь? При чем тут эти твои ершики? Какой такой у тебя опыт? Зачем ты все усложняешь? Вот нормальная свежая атмосфера, все хорошо, никаких проблем, но, как только ты заводишь подобные разговоры, я сразу чувствую нотки говна, — Веточка сложила ладони, словно умоляя Паву уняться. — Люди хорошо проводят время, зачем ты лезешь со своими вопросами и советами? Какое твое дело? У меня иногда создается ощущение, что ты мельчаешь умом… Что с тобой такое? Ты сама не своя последнее время. Может, со здоровьем что?

— Надо же, тебя вдруг заинтересовало здоровье! Что это тебя так прошибло, прямо ясновидящая, как в воду глядишь! — Павочка внезапно отвернулась и громко, по-девчачьи всхлипнула.

— Да что с тобой, ну-ка рассказывай! — Ветка от неожиданности даже привстала.

Пава утерла слезу и уронила лицо в ладони. Ветка не стала ее торопить, дала собраться, что было сделать нелегко. С кухни доносился смех и звяканье посуды, чувствовалось, что веселье это Паве сильно мешает. Она морщилась при каждом взрыве хохота, как если бы слышала фальшивые ноты в стройном звучании оркестра.

— В общем, врач… — и Пава снова зарылась в ладони.


— Ну говори же, сколько можно! Я нервничаю! Что врач? Какой врач? — прикрикнула на нее Ветка.

— Ветеринар… Я своего Масю того… — и снова в слезы.

— Господи, что с ним? Я думала, у тебя со здоровьем что-то, испугала меня! А ты про кота! Что с твоим котом-то? Зачем его усыпили?

— Как усыпили? Ты что! Господь с тобой! Нет, его, это, того… — Павочка искала подходящее слово и никак не могла подобрать нужное. — Его… ну, как тебе сказать, в общем, его дефабержировали…

— Что? Что с ним сделали? — Ветка совершенно не поняла, что случилось с котом, и выкатила глаза еще больше.

— Ну я ж тебе говорю, яйца отрезали! Отрезали ему, а места себе не найду я! Лежит он целыми днями, укоризничает, голоса не подает, проклинает, наверное, меня, а как же, покусилась на самое святое. В общем, плохо мне, Ветка, очень плохо. Ночами не сплю, давление скачет, сердце бухает, еще и запоры начались, это тоже от нервов, от спазмов кишечника, короче, совесть мучает, таблетки начала пить горстями… Получается, что яйца отрезали ему, а страдаю я…

— Ладно, прекращай, ты еще себя в гроб сведи из-за этих яиц! Ты в своем уме вообще? И злость своим котом не объясняй, природное это у тебя, как есть природное — людей не любить. Ты постоянно всех оговариваешь, всех одергиваешь, а иногда надо давать людям просто пожить! Дать пожить — это ж прекрасно!

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное