Шут

— Пока «ваши» туда-сюда кататься будут, любому патрулю даже на «козле» в один конец всё равно быстрее.

Если на мои слова мало кто обратил внимания, то после следующего вопроса губернатора все обратились в слух.

— Это почему только милиционеры привезут настоящее виски? — поинтересовался он.

— Ну, это совсем просто, — я изобразил недоумённую мину, мол, как не знать столь очевидных вещей? — Только слепые безошибочно отличают подделку от настоящего продукта. У них нюх особый.

— Что за намёки? — возмутился милицейский генерал.

Нечастый гость он в нашей компании, иначе бы знал, что, если я начинаю кривляться, в наш с губернатором диалог вмешиваться себе дороже. Даже если это касается лично тебя. И ведь не предупредил никто, хотя могли. Видимо, всех достал этот генерал «из-под сохи» своей деревенской сметкой и хваткой, а ещё верой в свою непотопляемость. Окружающим такое не по нраву. Несменяемых быть не должно. Хватит, нахлебались эпохой мастодонтов-руководителей, тех, что освобождали свой пост, отправляясь сразу на погост. Не для того сковыривали коммунистов, чтобы опять плодить непотопляемых. Будущее за инициативными, яркими, говорящими не по бумажке. Демократия — это позитивизм, это броуновское движение в среде руководителей. И пусть это движение в основном по горизонтали, но всё же оно — есть.

Губернатор улыбался, предвкушая, остальные замерли, стараясь не пропустить ни единого слова.

Зрители ждут, шут, за работу! Вытягиваюсь во фрунт, идиотски пучу глаза:

— Никак нет, хер генерал. Никаких намёков, хер генерал. Это наукой доказано.

— Какой наукой? — рычит большой мент, словно у себя в кабинете. — Какой наукой?

Рапортую:

— Академической, хер генерал. У слепых обоняние лучше, чем у зрячих.

Немецкое уважительное «Herr» в моём исполнении звучит двусмысленно, учитывая вид генерала без подштаников. Кругом хоть выпившие, но не дураки, намёки понимают. Кто давит в себе улыбку, кто, не скрываясь, хмыкает. Это не может не задевать генерала.

— Что? — срывается на крик он. — Да как ты смеешь?

Он готов порвать меня. Благо, что его сто двадцать кг против моих шестидесяти пяти сулят ему безоговорочную победу. Лишь присутствие губернатора останавливает его от расправы. Чего-чего, а осторожности чинушам не занимать. Любимую игрушку губернатора руками трогать нельзя. Наблюдая за жизнью руководителей вблизи, я вывел очередной закон дарвинизма для их среды — с высотой кресла возрастает инстинкт самосохранения.

— Ты хочешь сказать, что мои орлы слепые? — уже тише, но с плохо скрываемой угрозой спрашивает генерал.

Типа он батя для своих и защищает их до конца. Красиво, но глупо. «О, Rus!» — сказал бы на это Пушкин. Рыба-то гниёт с головы! И как об этом не напомнить?

— Не только я. Об этом все знают. Спросите любого, — от прежней моей дурашливости и следа уж нет. Я — шут, я — правда, я — глас тех, кто боится сказать. — Если к нам рекой льётся палёная водка с коньяком, а наша наидоблестнейшая милиция этого не замечает. Знать, слабы глазами. И очки им некому прописать.

А дальше — тишина, с каждой секундой повышающая наэлектризованность. Хихикнуть никто не рискует, генерал сопит, губернатор играет бровями. Он же первым нарушает молчание:

— Это камень в мой огород, я так понимаю?

Склоняюсь в реверансе перед ним:

— Дык, ради здоровья Вашего и подданных радею. Отравют ведь, паскуды лиходейные. Им же, как людям, президент презумпцию добросовестности выписал, а они всё по старинке бадяжут.

Надо хорошо знать губернатора, потому лицо моё сейчас — лицо услужливого дурака. Шеф смеётся:

— Ну, да ладно, проехали. Никому мы звонить не будем. А кто из водителей первым вернётся, тому приз будет.

И вновь оживление в его окружении. Напряжение спало. И был вискарик, и пар с вениками, и анекдоты. О моей шутке никто не вспоминал, прошло и забыто. А вот милицейский генерал ничего не забыл и даже зуб на меня отрастил. Из-за этого зуба и были потом подброшенные наркотики, следствие и так далее. Памятью о том — четыре сломанных ребра, выбитые резцы и радость, что генерал сейчас на пенсии. Потому как печальнее нет чиновного пенсионера, глядя на которого, так и хочется запеть: «Позабыт, позаброшен…» Губернатор тогда воспользовался моментом и убрал много чего знающего генерала. Убрал грамотно, чужими руками, оставив без накоплений и бизнеса.

Нынешний генерал прежнему вроде бы ничем не обязан, но лучше б в приближающейся машине были не менты, то есть полицейские. Тьфу ты, никак не привыкну. К самим ментам-полицейским претензий не имею. Они чаще кастет на чужих пальцах.

Из-за света фар не разглядеть, кто едет. На всякий случай захожу за будку охранника якобы по малой нужде. Бережёного бог бережёт. Моего героизма, останься я у шлагбаума, всё равно оценить некому. Благородство, несомненно, возвышает душу, но частенько тело из-за него долго заживает и срастается. Печальный опыт тому имеется.