Шут герцога де Лонгвиля

А когда чего-то сильно захочешь, желания сбываются! Шум и голоса на лестнице заставили «недремлющего стража» проснуться и вступить в дискуссию отборными ругательствами.

Оказывается, привезли нового узника. Его втолкнули в кромешную темноту и захлопнули дверь. Он что-то грозил и выкрикивал, стуча кулаками и пятками по двери, но это помогало разве только для того, чтобы не замерзнуть.

Наконец, обессиленный, он свалился на пол где-то в углу.

– Эй, ты жив? – спросил его Анри.

– Кто здесь? – испугался незнакомец.

– Твой сосед если не возражаешь.

– А я думал, что я здесь один.

– Нет, это теплое местечко уже обитаемо.

– Хорошо сказал – «теплое»! – хмыкнул неизвестный. – Пожалуй, в лесу сейчас теплее, чем тут!

– Я думаю!

– Черт возьми! Понесло меня сегодня! И предчувствия никакого не было!

– А что случилось? – поинтересовался молодой человек.

– А ничего! Теперь сижу здесь, как в мышеловке, жду, когда меня свезут в город!

– А зачем тебя свезут в город? Тебе туда надо?

– Болван! Мне-то туда ехать нет никакой необходимости. Но, черт побери! Я объявлен вне закона, и меня ждет суд! – послышалось раздраженное сопение.

– И за что тебя схватили? – осторожно спросил юноша.

– На такие вопросы не бывает ответов. – рявкнул незнакомец. – Их следует задавать тем, кто ловит, а не тем, кто пойман.

– В твоих словах есть смысл, – задумчиво проговорил Анри.

– Еще бы! На собственной шкуре проверено! Вот, к примеру, ты сам как считаешь: тебя сцапали справедливо?

– Меня?

– Да, отвечай!

– Нет, я так не считаю.

– Вот видишь! А почему?

– Ну, я даже…

– Вот также и со мной. Я ничего дурного сегодня еще не успел сделать, а на меня набросились какие-то колоды и принялись вязать! А прежде огрели чем-то по макушке, чтобы я вырубился, а им удобнее меня вязать было. Болваны! Наверняка боялись, что я не один. Да Клеман Гоннель всегда ходит на охоту в-одиночку!

– Кто-кто? – переспросил молодой человек.

– Гоннель. Это мое имя. А как тебя зовут?

– Анри, – пролепетал юноша.

– Ну вот и познакомились, – заключил разбойник, подползая на голос к молодому человеку. – Вот я и говорю, – продолжал он начатый рассказ. – Выехал я на дорогу. Ночь – непроглядная, лошадь – черная. И как только эти паршивцы меня углядели?

– Лошадь, значит, черная? – переспросил Анри.

– Как смоль. Их было, я полагаю, человек десять, и все огромные, словно их всю жизнь специально откармливали, быки, ни дать, ни взять! Я, конечно, дрался яростно. Надеюсь, им надолго запомнится наша встреча! Но их оказалось слишком много! Черт побери!

– Тебя-то в чем обвиняют?

– Да, – Гоннель в темноте с досадой махнул рукой. – Они утверждают, что я убил какого-то графа.

– Графа?

– Да. Даже не уточнили, когда, где. Я их столько уложил на своем веку! Вот последний и вправду оказался значительной добычей. Та же лошадка, которую он мне завещал – отличная, крепкая, выносливая и покладистая. Да и денежек мне досталось прилично. Только с тех пор уйма времени прошло…

– Полтора месяца, – тихо добавил молодой человек.

– Может и больше, – и тут разбойник запнулся на полуслове и после небольшой паузы осторожно спросил. – Откуда тебе это известно?

– У тебя память короткая, – ответил Анри. – Мы в тот день оба были там. Ведь у графа было рандеву не только с тобой.

– Да брось! – обрадовался разбойник. – Так ты – тот щеголеватый господин в богатом черном платье! Вернее, не господин, а…

– А совсем не господин.

– Допустим. И чего ты сейчас здесь делаешь?

– Это же очевидно: наслаждаюсь жизнью.

– Место для этого самое подходящее! А если серьёзно?

– Нелепость какая-то. Обвинили в воровстве, мною не совершенном.

– Ну это на них похоже…

– Ты о ком?

– О господах Лонгвилях.

– Ты их тоже знаешь?

– Еще бы мне не знать! – снова хмыкнул Гоннель. – Ведь я родился в этих проклятых стенах! Потом мой отец каким-то чудом сумел отвертеться от службы в замке, и мы вдвоем с ним перебрались в деревню. Мне тогда было лет десять-одиннадцать. Деревенские детишки пугались меня. Да и я их сторонился. Сам понимаешь, вырос в глухом одиночестве, без друзей и сверстников. Я уходил из деревни в лес и подолгу бродил там, только в проказах находя развлечение. Отец сердился на меня, ведь другие мальчики моего возраста уже давно помогали родителям. А мне было неинтересно. Я даже не мог пересилить в себе отвращения к крестьянам, таким безмозглым и тупым, для которых не существовало ничего, кроме их привычек. Они, словно покорные животные, весь день с рассвета до заката трудились, иногда прерывая работу принятием пищи, а добравшись до дома, развалившегося и почерневшего от гнили и нищеты, моментально засыпали. В этом они находили удовольствие от жизни. Мне же претило вставать ни свет, ни заря. Я любил не спать ночами, разыскивая на погостах старинные клады.

– Находил?