Анри закончил свою сказку и взглянул на Генриетту. Та сидела с остановившимся взглядом, и в руке ее тоже поблескивал перстень, о котором она забыла. Все мысли ее были где-то далеко. Быть может, в той неизвестной северной стране, где снег лежит полгода, а холодные водопады обрушивают в голубые реки свои хрустальные брызги?
«Наверное, она не такая уж плохая, – подумалось Анри. – Печальные истории и грустные песни на нее очень сильно действуют».
– А каким он был, этот юноша? – вдруг спросила баронесса.
Молодой человек даже растерялся.
– Ну… Может быть… Да, конечно! У него были светлые волосы, глаза небесного цвета, черные брови…
– Он и вправду был красив?
– Да! Высокий, прекрасно сложенный, умный!
– А она?
– Она была, как цыганка: огромные жгучие глаза, длинные черные волосы, тонкая талия.
– Странная сказка, – произнесла Генриетта. – Словно и не сказка, а что-то совсем другое. В ней все, как в жизни…
– Конечно. В сказке, как в жизни, а в жизни все, как в сказке.
– Неправда! – возразила баронесса.
– Правда! Само по себе жизнь – самая что ни на есть удивительная сказка, самая волшебная! В ней случаются такие чудеса, которые сочинителям сказок и во мне не снилось! Только говорят, в жизни не всегда все хорошо кончается. Но не верьте подобным слухам. Я-то знаю, что не бывает так, чтобы жизнь платила человеку злом за добро. Нет! Кто заслуживает счастья, тот его обязательно получит! – Анри говорил с убежденностью, горячо и воодушевленно.
– «Тому герою нет преграды, кто сердцем и душою чист?» – процитировала Генриетта.
– Да, главное надеяться! Чтобы было, как в песне – «И нет надежде той конца»!
– Смешно…
– Ничего смешного! Не может быть, чтобы человек пришел в этот мир, в чарующий мир, полный звуков и красок, за одними мучениями и разочарованиями!
– А тогда за чем он приходит?
– За огромной радостью и счастьем.
– На всех радости не хватит.
– Хватит!
– Но ты же сам, помнится, говорил, что человеку нужно плакать, чтобы он становился лучше.
– Но можно плакать и от счастья.
– Я не понимаю, как от этого можно плакать.
– А вы когда-нибудь были несчастны? – неожиданно задал вопрос Анри.
Она ответила не сразу:
– А почему ты не спросишь, знаю ли я, что такое счастье?
– Я не…
– Может ли быть счастлив тот, кем распоряжаются другие люди? Отец совершил сделку с каким-то соседом, и теперь я должна идти к алтарю с неизвестным мне графом! Лучше бы меня выкрали тогда из покоев моей матери! – воскликнула Генриетта в отчаянии и вдруг зарыдала, закрыв лицо руками.
Анри с удивлением смотрел на ее сотрясающиеся от плача руки, на сгорбленную спину. И ему внезапно стало так жаль ее, что он с трудом удержался от того, чтобы не подойти к ней, успокоить.
Вместо этого он взял лютню и тронул струны:
– Прохлада жизни, души прохлада.
Как ты капризна, моя услада.
Прочесть разгадку я не стараюсь,
Нектаром сладким весь век питаюсь…
Юноша пел и слышал, что рыдания становятся все реже, баронесса приходит в себя.
Он сильнее ударил по струнам:
– Все пропадет, как будто не бывало.
Засохнут реки, высыплется свет.
Сгорит огонь, исчезнет покрывало,
Затмившее наш мозг на столько лет.
Какое счастье обретут живые,
Пылая в жарком адовом огне!
Скажите, люди, вправду это – вы ли?
И только хохот отзовется мне.
Потом он спел ей несколько забавных песенок…
А когда сгустились ранние осенние сумерки, и на небосводе заблестела вечерняя заря, они подошли к окну и напоследок Анри спел еще:
– Одна звезда в ночи мерцает.
Она замерзла и дрожит.
Заезда, что так тебя терзает?
Куда твой робкий свет бежит?
Слеза скатилась с небосвода,
Застыла где-то в темноте.
Беззвучно, мирно спит природа,
Забыв о бренной суете…
В этот миг черный небесный бархат перечеркнула падающая звезда, словно откликнувшись на слова песни…
– Прозрачный сумрак нас окружит,
Опутав нитями судьбы.
И отразятся в темной луже
Прямые черные столбы…
Когда Анри отложил музыкальный инструмент и собрался уходить, Генриетта как-то странно его окликнула. В ее голосе не было ни холода, ни надменности.
Так его могла окликнуть Карменсита, будь она рядом:
– Анри. Приходи завтра…
В темноте она не казалась ни баронессой, ни госпожой де Жанлис.
– Если вы просите, приду, – ответил молодой человек и сам подивился своим словам.
– Приходи. Я буду ждать.
И одинокая Венера подмигнула ему из ночного мрака.
Глава 10
Франсуа проснулся от стука в дверь. В комнате было темно. Спросонья он даже понял, утро это или ночь, и испугался, что старая каналья Жан опять подловил его на том, что он проспал.
Но из коридора донесся голос Анри:
– Франсуа, ты спишь? Открой, надо поговорить.
У несчастного гора с плеч спала. Он почти вприпрыжку побежал открывать и сходу обнял приятеля, от чего тот испугался:
– Ты чего издеваешься?
Анри был мрачен, против обыкновенного. Он молча прошел вглубь комнаты, присел на кровать и задумался, подперев подбородок.
Франсуа ждал, когда его приятель начнет обещанный разговор, но тот молчал, и молчание грозило продлиться вечность. Поэтому Франсуа решил первым нарушить паузу.
Он осторожно потрогал друга за плечо и тихо спросил:
– Ты не заснул? Что-нибудь произошло?