Анри медленно поднял глаза и посмотрел на Франсуа:
– Наверное, произошло, – тихо произнес он, словно через силу. – Со мной… Сегодняшней ночью меня кто-то посетил… Кто-то не из нашего мира.
– Тебе это приснилось!
– Да, он снился мне, показывал звезды и покрытые туманом лица.
– Что ты несешь? – усмехнулся друг.
Не замечая этого, Анри продолжал:
– Кажется, я мог взлететь и подняться высоко над землей. Мы разговаривали, и ОН мне показал такое, что невозможно описать на человеческом языке, а потом сказал: «Ты постигаешь Нечто, что мало кому удалось узнать». Я хотел спросить, что означает это Нечто, но проснулся. И было так тоскливо, точно завтра предстоит умереть…
– Чушь какая-то! – воскликнул Франсуа.
– Он сказал мне, что отныне я буду писать стихи. Я не смогу их не писать. Они меня переполняют, – говорил Анри, прислушиваясь к чему-то внутри себя. – Мне кажется, если я не смогу их записывать, я сойду с ума.
Друг все понял и полез за бумагой и чернилами.
Когда письменные принадлежности оказались в руках Анри, он на мгновение задумался, словно мысленно ловя конец нитки в клубке, а затем стал что-то царапать на бумаге. Строчки были тоненькие и неровные, будто шерстяные. Молодой человек писал быстро, почти не останавливаясь, не перечитывая написанное.
А потом он отложил перо и посмотрел на Франсуа:
– Хочешь послушать?
Тот недоверчиво пожал плечами.
– Только не перебивай, послушай до конца, – и при мерцающем огоньке свечи Анри прочел:
Расстилается Бездна.
Над чьей-то звездой
Расплываются темные крылья.
Царство Ужаса сладко манит за собой,
Царство Жизни совсем опостыло.
Льются прямо и ярко седые лучи,
Убегает мечта, отрываясь,
Растворяется в бархатном блеске Ночи,
И Луна смотрит вслед, удивляясь.
Унеслась карусель унижений и бед,
Прокатились обиды и слезы,
Все забыто навек и на тысячу лет,
Уплывают в неведомо грезы.
Пролетело, сбылось, отжило, родилось…
Непонятно, но тайно и мило.
Только Бездна – в руках,
Лишь Звезда – на глазах,
А в груди – Голубое Светило.
– Что скажешь? – спросил юноша, когда закончил чтение.
Франсуа снова пожал плечами.
– Тебе нечего мне сказать? – огорчился Анри.
– Это нечто странное, – вымолвил друг. – Я такого еще не слышал. Непонятное. Слова, слова, а представить ничего невозможно.
– Почему же?
– Как выглядит твоя Бездна? Или Мечта? Никак!
– Ошибаешься! – возразил Анри. – Просторная звездная Бесконечность Вселенной, в ней, как рыбы в воде, плавают облака Черной Смерти… Все движется, все парит и уносится вдаль. Ослепительные бриллианты звезд, рассыпанные на глубоком бархате Прекрасной Ночи. И они ей очень к лицу.
– Бред!
– У нее венок из странных на вид цветов: это наши муки, страдания, любовь и ненависть. Все они очень разные, но спокойно уживаются среди ее седых волос. Ночь держит в руках Безграничную Бездну: это некий сосуд, в котором нет дна, но он совсем не похож на дырявую бочку. Это изящный кувшин с тонким горлышком и плотной крышкой, с красивой ручкой и чудесным орнаментом. Не для всех открывает Бездну Царица Ночь…
– А тебе открыла? – съязвил Франсуа.
– Не знаю, – не замечая колкости, ответил Анри. – Ведь не это главное… У Прекрасной Ночи голубое сердце, оно просвечивает сквозь ее прозрачную кожу и черную одежду из космической дымки, и голубой свет разливается вокруг щедро и заманчиво…
– Ты сказал, что у Ночи седые волосы. Она что, старуха?
– Нет! Она молода и прекрасна! Вместо волос у нее снопы света, они переплетаются, сверкают и создают совершенно непередаваемую прелесть, – увлеченно рассказывал Анри. – Волосы Царицы Ночи совершенно удивительны. Их чрезвычайно много, и ее локоны спускаются вниз, покуда хватает глаз. Хотя понятие «низ» в данном случае неуместно. Там все движется, и то, что совсем недавно было «низом», может мгновенно сделаться «верхом». Звезды и чувства, планеты и лица купаются во Вселенной, как в безбрежной, спокойной и теплой реке.
– А что такое «Вселенная»?
– Это Ночь. Она смотрит на нашу Землю через серебристый шарик Луны и видит нас всех: плохих и хороших, злых и добрых, бескорыстных и жадных…
– А почему мы не видим ее?
– Мы можем ее видеть. Но только когда она нам показывается. И лишь малую часть ее облика.
– Почему?
– Она слишком прекрасна. Люди умерли бы от зависти к ее красоте и богатству. Она понимает это, и потому нам виден лишь ее отблеск, лишь малая часть ее убранства. На глазах она носит черную непроницаемую вуаль.
– Зачем?
– Она часто плачет. Мы порой видим ее слезы – они звездочками падают с неба. У Ночи потрясающие, ни с чем не сравнимые глаза. Если бы она не закрывала их вуалью, мы погибли бы от испепеляющего ужаса. Но она любит нас, хотя даже непонятно, за что. И жалеет. Чего я бы, например, не делал на ее месте.
– Ну хорошо, – сдался Франсуа. – Теперь я смутно представляю твои стихи. Но если говорить, положа руку на сердце, то успеха тебе не видать. Ты же не сможешь каждому разъяснять то, что привиделось тебе в твоем кошмаре.
– Это не кошмар!
– Все равно. Сочиняй нелепости, тогда тебя поймет каждый.
– Но я не смогу не писать о Непонятном.