Шут герцога де Лонгвиля

– Госпожа баронесса, – еще не придя в себя, ответил Анри. – Я не буду больше ничего сочинять. Всё уже написано. Вот здесь, – он ткнул пальцем в тетрадку.

– Бредишь, – подтвердила Генриетта и, чтобы доказать это, полистала тетрадь.

Но, чем дальше она листала, тем больше становились ее глаза, тем быстрее были ее движения. И, наконец, она захлопнула тетрадь с маской недоумения и страха на лице.

– Ты прав… – выдавила она из себя. – Я не пойму лишь одного, когда ты смог всё исписать?

– Не знаю. Это произошло как-то неожиданно. Может, даже во сне…

Маркиз с недоумением наблюдал со стороны диалог, казалось, помешанных существ, пребывающих в некоем особом состоянии, говоривших на своем собственном наречии, и никак не мог отделаться от желания выскочить за дверь и крепко запереть ее с той стороны. Но он был мужчиной, и к тому же довольно любопытным. Это качество он унаследовал от матери. Одним словом, он крепился, как мог! Но и его золотое терпение истощалось.

– Значит, ты уже написал все свои стихи? – продолжала странный разговор Генриетта.

– Думаю, да, моя госпожа.

– Ты уверен в этом?

– Каждый человек приходит в творчество, думая, что он неисчерпаем. Но увы, всему есть конец. И даже великий талант, гений творит именно столько, сколько ему отведено. А потом случается нечто. Нечто неожиданное для окружающих. Он умирает от внезапной болезни или превращается в умалишенного беднягу. И никто не может догадаться, что послужило причиной такому несчастью. А это просто: у него кончился отведенный на его долю запас творческой мысли. Он сделал всё, что мог. Для него закрылась заветная калитка в Тайну. Некоторые от бессилия кончают с собой. Но это не выход. Просто нужно рассчитывать свой запас на всю жизнь. Ведь один пишет быстро и много и живет долгую жизнь, умирая с убеждением незавершенности своих трудов. А другой не может закончить начатое. Загадка жизни и загадка творчества. Запас моего поэтического таланта, судя по всему, иссяк, и теперь я могу лишь читать уже созданное, мое или чье-то.

– Опять Тайна? Опять твоя умопомрачительная теория! – воскликнула Генриетта.

– Не волнуйтесь, госпожа, – спокойно ответил Анри. – Я исчерпал всё, и к уже созданному мне нечего добавить.

– Просто ты сегодня не в духе.

– Нет, причина в другом. Во мне как будто что-то обломилось. То, без чего, наверное, поэт не может оставаться поэтом! Тонкая хрустальная паутинка, светоч вдохновения.

– Ты мне объясняешь-объясняешь, твердишь, втолковываешь, а постичь не можешь, что я этого НЕ ПОНИМАЮ! – заявила баронесса.

– Это очень просто. – расстроился Анри. – Родник иссяк и больше не воскреснет.

– Ну вот, ты и назвал первую строчку будущего стихотворения, – обрадовалась Генриетта.

– Я боюсь, моя госпожа, вам возражать, – сказал молодой человек. – Но попытайтесь полистать тетрадь. Я уверен, что там оно уже есть.

– Ты меня принимаешь за сумасшедшую? – возмутилась госпожа де Жанлис и протянула тетрадь де Шатильону. – Поищите, маркиз, если вы верите подобной чепухе.

Тот наугад открыл первое попавшееся стихотворение и, сам себе не веря, прочел:

– «Родник иссяк и больше не воскреснет.

И не надейся, чудо не придет.

С самим собою будь хотя бы честен,

Всё поглотил земной водоворот…»

– Что?! – воскликнула Генриетта, выхватывая из рук маркиза тетрадь и впиваясь в текст. – Да… Ошибки нет! И дальше здесь:

«Померкло солнце, и луна пропала.

Заснули чувства, мысли и слова.

И полилась, в пути сметая скалы,

Пустая бесполезная молва».

– Изумительно и страшно! – тихо промолвил де Шатильон.

– Вы находите? – живо осведомилась баронесса.

– Я ничего не могу сказать… Я на своем веку не видел воочию людей, творящих подобные вещи, сочинителей стихов.

– Слыхал, Анри? Господин маркиз в восторге от твоих стихов. – Генриетта даже неприятно раскраснелась от волнения и гордости. – Можешь идти, Анри. Если понадобишься, я позову тебя.

– Одну минуточку! – воскликнул де Шатильон в тот момент, когда молодой человек уже собирался выполнить распоряжение госпожи. – Вы мыслите очень зрело. Я хотел бы знать, сколько вам лет? Я надеюсь, это не секрет?

– Нет, не секрет, – ответил Анри, берясь за дверную ручку. – Девятнадцать скоро будет.

И он вспомнил, как говорил о своем возрасте Франсуа: «Мне уже почти двадцать…»

– Я свободен? – осведомился юноша.

– Да, если у господина де Шатильона больше не будет вопросов, – сказала Генриетта, поглядывая на маркиза, но тот только отрицательно качнул головой в знак того, что он ничего не имеет против.

Когда дверь за молодым человеком закрылась, маркиз расширенными глазами взглянул на баронессу:

– Как? Ему всего девятнадцать?

– Неполных, дорогой де Шатильон, – улыбнулась госпожа де Жанлис. – А что?

– Но он выглядит гораздо старше. Я решил, что ему по меньшей мере лет на пять больше! И рассуждает он так, как не рассуждают юноши его возраста.

– Поэтому и обратились к нему на «вы»?

– Я не смог пересилить себя в общении с незаурядной личностью.

– Да, для бродяги он незауряден, – согласилась Генриетта.

– Как? Он нищенствовал? – изумился маркиз.