Шут герцога де Лонгвиля

Но бывают люди, которые не отчаиваются после первой неудачи, этим господам опыт неведом, у них нет такой копилки, куда бы они складывали свои неудачи. С ними легко. Они наивны и доверчивы, как маленькие дети. Их просто обманывать и дурачить. На них можно рассчитывать, они редко подводят. Но к концу жизни они понимают, что не все в их судьбе удалось, что-то обошло их стороной. И, пролистывая назад прожитые годы, с ужасом понимают, что не удалось НИЧЕГО! Они всегда жили воспоминаниями о добром и хорошем. Они надеялись и трепетно ждали, что вот скоро, возможно, даже завтра, настанет Удача, Счастье, Любовь… И уговаривали себя, что все эти события были в их жизни. Порой они говорят беспощадную правду лишь на смертном одре, исповедуясь священнику, а заодно и себе. И наказывают детям своим и внукам не доверять каждому встречному. С тем и умирают…

Но Генриетта была не из таких. Она слишком трезво смотрела на жизнь. Но, что поделаешь, не сумела уберечься от властных мужских чар и утонула в бездонном омуте чувств. На Анри она уже не обращала внимания. Да и чем он теперь был для нее? Игрушкой? Разговаривающей куклой? Наверное, чем угодно, только не мужчиной, как ей казалось раньше, вначале. Он не писал новых стихов, значит, стал таким же, как все. Хотя Генриетта до сих пор не понимала причины упрямства, с которым он отказывался сочинять новые вирши. Как-то он объяснил ей, что в творчестве художник не только выражает себя, но и неизвестным образом рассказывает о своей жизни, и это он сам-то осознает, понимает, но другие не всегда.

– Творчество гения подобно труду летописца, заносящего в книгу события истории, – говорил Анри. – Каждый день поэт фиксирует на листе бумаги свою судьбу. Но не факты собственной жизни, а эмоции, стремления, настроения, мысли. Таким образом получается некая зашифрованная история жизни творца, если поставить хронологически в ряд все его произведения. Писатель растворяется в своих сочинениях, дробясь на различные персонажи и характеры, и никто из тех, кто будет жить после него, кто, не зная его близко, никогда не постигнет, каким же он был на самом деле – Автор? А он ведь может нарочно притворяться совершенно другим, чем был в действительности. И получится неразрешимая загадка…

– Тайна? – уточнила тогда Генриетта.

– Да, Тайна Творчества.

– А у тебя она есть?

– Какая у меня тайна, если я все давно всем рассказал? – грустно усмехнулся молодой человек. – Настоящий Талант, Гений не будет разглашать свои сокровенные секреты. Он останется вооружен ими до самой смерти, чтобы стать Истинным Гением.

– Ты говоришь, что всё мне разболтал, – сказала баронесса. – Но поверь мне, даже открытие Неизвестного не придаст другим того, чего они не имеют – Дара творить.

– Я не знаю…

– Зато я знаю! Неужели ты хочешь сказать, что я, наслушавшись твоих рассуждений, могу сделаться поэтом, художником, артистом?

– Я не знаю.

– Заладил одно и то же! Но ведь ты раскрыл мне Тайну, а стихи почему-то не текут мне в мозги! Наверное, тут надо еще кое-что иметь!

– Я не задумывался над этим. По-моему, вы просто не пытались услышать Сферу Творчества.

– Глупец! Как может слушать тот, кто рожден глухим?

– Это неудачный пример.

– А, по-моему, очень даже удачный. Заставь петь человека без голоса. Что ты получишь? Удовольствие? Сомневаюсь! Так и с твоими сочинениями. Возьмется за сочинительство бездарь – двух слов связать не сможет. А ты говоришь, Тайна! Помимо Тайны нужен еще и Дар.

– И Терпение, которого у меня не было никогда.

– Зато ты несносно упрям. Это компенсировало, и даже умножало Терпимость.

– Вам виднее.

– Конечно!

– Я не со всем согласен из высказанного вами, но кое в чём вы, несомненно, правы.