Шуты и скоморохи всех времен и народов

В назначенный день, в восемь часов утра, лица, участвовавшие в празднестве, собрались по сигналу на Троицкой площади у деревянной пирамиды, воздвигнутой в память взятия у шведов в 1714 году четырех фрегатов. Все были в масках и в маскарадных платьях, скрытых от взоров любопытного народа, под широкими черными плащами. Пока маршалы разделяли и расставляли масок по группам в том порядке, в каком они должны были следовать, царь и знатнейшие вельможи находились у обедни в Троицкой церкви, где и совершилось бракосочетание князя-папы, венчавшегося в полном кардинальском костюме. По окончании венчания Петр, одетый голландским матросом, вышел из церкви и ударил в барабан. Тогда все участвовавшие разом сбросили плащи, и площадь вдруг запестрела тысячью разнообразных масок. Они начали медленно ходить вокруг пирамиды процессией по порядку номеров и гуляли таким образом, чтобы лучше рассмотреть друг друга. Царь, одетый, как сказано, матросом, имел через плечо на черной бархатной, обшитой серебром перевязи, барабан, в который он бил превосходно. Перед ним шли три трубача, одетые арабами, с белыми повязками на головах, в белых фартуках и в костюмах, обложенных серебряным галуном; а возле него три других барабанщика, генералы: Бутурлин, Чернышев и Мамонов, одетые также в матросский наряд. За ними следовал князь-кесарь в костюме древних царей в бархатной мантии, подбитой горностаем, со скипетром в руке, окруженный рындами и толпою слуг в старинной русской одежде. Потом императрица, одетая голландской крестьянкой – в душегрейке и юбке из черного бархата, обложенных красной тафтою, в простом чепце из тонкого полотна, с небольшой корзиной в руках. Этот костюм очень шел к ней. Перед нею шли три гобоиста и три камер-юнкера, а по обеим сторонам восемь арабов в индийской одежде из черного бархата и с пуками цветов на головах. За государыней следовали две девицы Нарышкины, одетые точно так же, как и она, а за ними все дамы, сначала придворные в крестьянских платьях, но не из бархата, а из белого полотна и тафты, красиво обшитые красными, зелеными и желтыми лентами; потом остальные, наряженные пастушками, нимфами, негритянками, испанками, монахинями, армянками и т.п. Шествие этой группы заключал огромный, толстый францисканец в своем орденском одеянии и с странническим посохом в руке. За группой императрицы важно двигалась княгиня-кесарша в костюме древних цариц, в длинной красной бархатной мантии, отороченной золотом, и в короне из драгоценных камней и жемчуга. Женщины ее свиты также были в старинной русской одежде. Потом шел герцог Голштинский со своею группою, костюмированной французскими виноградарями, в шелковых фуфайках и панталонах разных цветов, красиво обложенных лентами, и в шляпах, обтянутых тафтою и обшитых вокруг тульи лозами с восковым виноградом. За группой герцога следовали сотни других масок, отличавшихся красивыми и чрезвычайно разнообразными костюмами. Одни были одеты, как гамбургские бургомистры, в наряде из черного бархата; другие – как римские воины в размалеванных латах и в шлемах, украшенных цветами; третьи – как государственные министры, в шелковых мантиях и больших париках; некоторые – как турки, испанцы, индейцы, персияне, евреи, китайцы, епископы, прелаты, каноники, аббаты, капуцины, иезуиты, рудокопы, ремесленники и т.д. Наконец, были отдельные маски в смешных шутовских костюмах; так, например, турецкий муфтий в своем оригинальном одеянии; Бахус в тигровой коже, увешанный виноградными лозами, очень натуральный, потому что его представлял человек приземистый, необыкновенно тучный и с распухшим лицом; этого субъекта, по приказанию царя, усердно поили перед маскарадом в течение трех дней, причем ему не давали ни на минуту заснуть; очень хорош также был танцмейстер князя Меньшикова, одетый сатиром и выкидывавший на ходу искусные и трудные прыжки. Многие удачно представляли журавлей. Царский великан-француз и один из самых рослых гайдуков были одеты как маленькие дети; их вели на помочах два крошечных карла, наряженных старцами с длинными седыми бородами. Один из придворных шутов, зашитый весь в медвежью шкуру, ловко вертелся в клетке, устроенной наподобие тех, в которых обыкновенно держат векшей[139]; все полагали, что это настоящий медведь, но вскоре убедились в противном, потому что шут, выскочив из клетки, вскарабкался на живого медведя и поехал на нем верхом. Кто-то, унизанный бубенчиками и лоскутками, в остроконечной шапке с длинными полями изображал медведя. Несколько человек нарядились, как индейские цари, в перья всевозможных цветов. Погуляв при стечении несметного количества народа часа два по площади и хорошо рассмотрев друг друга, все маски отправились в здание сената, где князь-папа угощал их свадебным обедом. Новобрачный и его молодая сидели за обедом под балдахином, – он с царем, окруженный «всешутейшими» кардиналами, а она с дамами. Над головою князя-папы висело серебряное изображение Бахуса верхом на бочке, из которой жених цедил водку в свой стакан и пил в продолжение всего обеда; человек, представлявший в маскараде Бахуса, сидел у стола также на винной бочке и принуждал пить папу и кардиналов. После обеда танцевали, а потом царь и царица в сопровождении множества масок отвели молодых к брачному ложу. Жених был сильно пьян. Петр велел приготовить брачную комнату в пирамиде четырех фрегатов. Она была ярко освещена внутри, а постель новобрачных обложена хмелем и обставлена кругом бочками, наполненными вином, пивом и водкой. Когда новобрачные улеглись, царь принудил их еще выпить водки из особенных курьезных и довольно больших сосудов. Затем их оставили одних!..