Здесь в главной зале были накрыты для карликов небольшие низкие столики; посреди них под двумя шелковыми навесами стоял особый столик для новобрачных и двух невестиных дружек, отличавшийся еще и тем, что над каждым из четырех мест висело по венку. Царь, герцог и все гости сидели за длинными столами, поставленными вдоль стен продолговатым четырехугольником, так что присутствовавшие, сидя по одну только сторону столов, спинами к стене, удобно могли видеть всех карликов. Выбранные из числа последних, один старший и восемь младших шаферов, с пестрыми бантами из кружев и лент на правой руке, чинно расхаживали между столами и разносили вино пирующим карлам, которые, отбросив всякий этикет и не заботясь о том, что были предметом внимания и любопытства окружавших их лиц, шумели и веселились, как у себя дома. В начале обеда дружки новобрачной прикололи шаферский бант к руке карлика, посаженного между ними для прислуживания, и он, как вежливый кавалер, отблагодарил каждую поцелуем. В продолжение обеда в зале гремела музыка, и когда дело дошло до заздравных тостов, то все девять шаферов с огромными бокалами в руках подошли к месту, где сидел царь, поклонились ему до земли и, провозгласив его здоровье, выпили все до капли. Этому празднеству несколько помешала внезапная болезнь малолетнего сына Меньшикова, однако, несмотря на это, пир продолжался до полуночи. Карлы играли, прыгали, кувыркались, танцевали, забавляли гостей шутками и кривляньем и при всем своем безобразии старались принять еще более безобразный вид. По окончании пиpa царь отвел новобрачных в приготовленную для них спальню, а гости разъехались по домам, весьма довольные такой потехой.
Считаем нелишним рассказать здесь дальнейшую судьбу новобрачных. Через несколько месяцев после свадьбы молодая умерла от мучительных родов – вместе с младенцем, и вследствие этого были запрещены браки между карлами. В начале 1724 года умер и ее муж. Похороны этого карлика также были справлены с особой церемонией и происходили 1 февраля. Печальная процессия началась от Зимнего дворца. Путешествие тринадцати малолетних певчих, а за ними шел священник, самый малорослый из всего петербургского духовенства; шесть маленьких лошадей под черными покрывалами, везли маленькие дроги, на которых стоял гробик, обитый черным бархатом. Придворные пажи вели лошадей, а по сторонам гроба тянулись два длинных ряда гвардейских гренадер в трауре, с плерезами и факелами в руках. Позади гроба, в качестве маршала, шел крошечный карлик с маршальским жезлом, в черной одежде и большой шляпе с черным флером, волочившимся по земле; за ним несколько карликов, попарно, маленькие впереди, в черных мантиях; далее следовали два отделения карлиц, каждое предводительствуемое своим маршалом и сверх того печальною дамою, также карлицею. У всех были ассистенты, придворные гайдуки с факелами. От Зимнего дворца карлы шли пешком до Невского проспекта, потом их побросали в огромные розвальни, запряженные шестью лошадьми, и отвезли в Ямскую, где и похоронили покойника. Царь провожал процессию до Гостиного двора, а вечером сделал у себя поминальный ужин.
В 1714 году семидесятилетний Кокуйский князь-папа Зотов вздумал жениться на шестидесятилетней старухе Пашковой. Петр сначала был против этого брака, но потом, уступив желанию старика, решился отпраздновать свадьбу «всемирнейшего» с подобающим блеском и «торжеством». Приготовления к этому торжеству продолжались несколько месяцев. Царь сам сочинил оригинальное приглашение к предстоящему бракосочетанию. Хотя намеки, выраженные в нем, теперь совершенно непонятны, тем не менее этот документ настолько любопытен, что мы приведем его здесь дословно: