Шведское солнце и пармезан

На странице же Хильды можно найти фотографии только одной вещи – еды. Блюда, которые она приготовила сама и которые ела в ресторане или дома у бабушки с дедушкой… Да, просто еда. И когда она вчера выкладывала снимок собственноручно приготовленного соуса песто, то, конечно, не подумала, что соцсеть укажет, где он был сделан.

Черт бы побрал эти цифровые технологии. Почему бы сразу не отправить координаты местонахождения Хильды и такси Uber до дома Пекки и Ивонны?

Она утирает пот со лба и замечает встревоженный взгляд Данте.

– Все в порядке? – спрашивает тот.

Хильда кивает и выдавливает из себя чуть нервную улыбку:

– Да-да, все окей! Едем дальше!

Глава 23 Расмус

После обеда Расмус и Карина решают прогуляться по городу. Паста домашнего приготовления, которую, как приходится признать Расмусу, его сестра практически сделала в одиночку, вышла на славу. Приправленная соусом сальсичча, она оказалась очень вкусной. Расмус наелся ею до отвала, и теперь ему приятно прогуляться, чтобы сбросить лишние калории.

В прошлое Рождество, спустя почти два года, как не стало Лолло, Расмус просматривал старые фото-альбомы и поражался тому, насколько же худым он был, когда выступал в «Розах Расмуса». Не болезненно-тощим, а стройным и подтянутым. «Стройняшка», как любят сейчас говорить подростки. Необходимость по пять вечеров в неделю выступать на сцене, подпрыгивать и танцевать поистине творит чудеса с фигурой. Не то что теперь. На сегодняшний день он больше смахивает на обычного сорокалетнего мужика, чуть расплывшегося и с брюшком. Короче говоря, на того, кто любит много пива. Впрочем, Расмус действительно не прочь пропустить кружечку-другую.

Карина же, несмотря на всю свою любовь к еде и вину, всегда была высокой и подтянутой. Она говорит, что когда целыми днями кричишь на мужа, то сгорает много калорий, именно поэтому у нее столь низкий индекс массы тела.

Они проходят мимо бутиков с одеждой, блошиного рынка и нескольких пекарен. На улицах довольно многолюдно. Орегрунд явно курортный город. Из тех, что оживают на несколько солнечных недель в году, чтобы затем снова впасть в спячку. Наконец улица, по которой они идут, заканчивается и перед ними открывается море. Есть что-то особенное в Балтийском море. Вряд ли оно похоже на океан. Его, наверное, даже и настоящим морем-то считать нельзя, учитывая его солено-пресный состав воды. И все же есть в нем что-то волшебное. «Розам Расмуса» частенько доводилось играть на круизных лайнерах. Карина любит называть их пьяными паромами, и она права. Конечно, выступать на корабле – это здорово, но зачастую публика основательно надиралась уже к восьми часам вечера, и начинались потасовки и рвоты. И все же Расмусу нравилось выступать с концертами на палубе. Иногда он стоял там один, чувствуя, как ветер треплет волосы, и слушая, как ночные волны бьются за кормой. Ему нравилось бывать на море. Там он ощущал себя таким свободным. Куда более свободным, чем на суше.

Но после того, как не стало Лолло, он на корабли ни ногой. Расмус вообще почти никуда не выбирается.

– Красиво, – говорит Карина при виде открывшейся им панорамы гавани. На берегу – множество ресторанчиков со столиками под открытым небом с видом на причал и лодки. Верхушки мачт блестят на солнце.

– Гляди. – Карина показывает на ресторанчик на другой стороне бухты. – Боже, до чего мило!

Они снова трогаются с места и прогулочным шагом добираются до ресторана, который находится дальше всех на этой крохотной местной Ривьере. Он расположен возле паромной пристани, от которой ходят суда до острова Грэсё. Подойдя поближе, они замечают указатель, который показывает на широкие мостки, уходящие прямо в море. На мостках расположился небольшой танцпол, бар и веранда для гостей. Заведение называется «На мысу», и объявление гласит, что по средам здесь устраиваются танцы, а сегодня как раз среда.

– Ну надо же. – Карина даже солнечные очки снимает и надевает их на голову. – А еще говорят, что провинция совсем зачахла. Мы непременно должны прийти сюда сегодня вечером.

Расмус весело глядит на нее:

– А я-то думал, что ты решила посвятить этот отпуск отдыху от семьи. Просто готовить еду и ни о чем не думать.

– Готовить? Да. Но не думать? Видишь ли, Расмус, вся моя жизнь сводится к тому, что мне всякий раз приходится что-то игнорировать. Игнорировать свою работу, когда я прихожу домой, игнорировать собственного мужа, когда он хочет заняться сексом, а я устала и хочу спать, и игнорировать собственную дочь, когда та отказывается ходить на занятия по балету, за которые мы выложили двенадцать тысяч крон. Мне скоро пятьдесят, и в отпуске я хочу делать все то, чего не могу позволить себе делать дома. В Норртелье я даже не могу уснуть на диване с бокалом вина без того, чтобы это не стало достоянием общественности. Ты же видел страницу Юлии?