Шведское солнце и пармезан

Может, ей вообще следовало все последние полгода проводить под душем? Каждый день, с утра до вечера, чтобы смывать с себя все сомнения и ненужные мысли. Хотя кожа едва ли стала бы от этого лучше. И еще она бы гарантированно облысела. А в Италии лысые женщины не приветствуются. Итальянская женщина должна иметь темные густые вьющиеся волосы, точь-в-точь как у Паулы.

Итальянская женщина… Паула закатывает глаза, стоя под душем, с пеной шампуня на волосах.

Неужели она до сих пор считает себя итальянской женщиной?

Ее отношения с Италией, мягко говоря, сложные. Она помнит, как впервые оказалась на этой земле. Потому что на самом деле Паула не итальянка – ей просто удалось стать ею. Прежде чем Паула стала Паулой Манчини, ее звали Пернилла Свенссон. А Пернилла Свенссон была совсем другим человеком. Человеком, выросшим в часе езды от Гётеборга, в идиллическом, но скучном квартале частных домов. С вкалывающими на работе родителями, которые только и делали, что считали дни до пенсии. Вполне вероятно, что родители Перниллы никогда не планировали становиться родителями. Они много пили. И много ругались. И Пернилла всегда мечтала от них уехать. В старшей школе она со многими водила компанию. Общалась с красивыми девчонками, с глупыми девчонками, девчонками-эстетками… но так и не нашла того, кто был ей нужен. По-настоящему она начала жить, только когда в девятнадцать лет покинула свою дыру и переехала в Гётеборг. И получила работу в итальянском ресторанчике – в одном из первых настоящих гётеборгских итальянских ресторанов, – и именно там она впервые почувствовала, что обрела свой дом. Совершенно неожиданно у нее возникла тесная связь с этим местом. «Да Капо», так назывался ресторанчик, владела одна семья, перебравшаяся в Швецию из итальянской Умбрии. Мама София, папа Лоренцо и их двадцатидвухлетний сын.

Маттео.

Кто бы мог подумать, что можно оказаться так близко к итальянскому богу.

Сначала Перниллу взяли в качестве официантки, но Маттео хотел видеть ее на кухне. Он обучал ее премудростям итальянского кулинарного искусства, и Пернилла все больше и больше в него влюблялась. В конце концов она стала словно частью их семьи. И в один прекрасный день мама София воскликнула: Боже, Пернилла, да ты же теперь почти что вылитая итальянка. Тебе следует называть себя не Перниллой, а Паулой!

И Пернилла Свенссон стала Паулой Манчини. Полгода спустя Маттео решил покинуть дождливый Гётеборг и уехать изучать архитектуру во Флоренцию. И Паула была настолько влюблена в него, что не видела для себя другого пути, кроме как последовать за ним. Перед этим она на протяжении целого года слушала красочные описания Италии – еда, природа, люди… И как она могла после этого ответить «нет»? И Паула отправилась вместе с Маттео в Тоскану.

Их отношения продлились недолго. Всего несколько месяцев спустя после того, как шасси самолета коснулись итальянской земли, Маттео нашел другой предмет для своих воздыханий. И сердце Паулы оказалось разбито. Но разбитое сердце в Италии до сих пор куда большая редкость, чем целое в Гётеборге. Поэтому Паула решила остаться.

Она поднялась с кухонного пола, на котором лежала и ревела из-за Маттео. И встала к плите. Быть может, она ничего не знала о любви. Но вот готовить еду она умела.

Она искала работу в окрестностях Флоренции и в итоге получила место официантки в простеньком ресторанчике в городишке Панцано в долине Кьянти.

Первое время она была очень одинока. У нее больше не было ни семьи, ни друзей, ни даже Маттео. И пусть люди в городке были приветливы с Паулой, все же они не питали к девушке слишком теплых чувств, потому что она не говорила по-итальянски. Она поняла, что ей необходимо выучить язык. Она прилежно занималась, постоянно ходила с желтым плеером, в котором крутилась кассета с итальянскими записями. И вскоре знала уже куда больше, чем обычные приветственные фразы. В итоге она действительно смогла заговорить по-итальянски.

А потом появился Эрос.

Да, его звали Эрос, как Эроса Рамаццотти. Но если музыка Рамаццотти вызывала в Пауле целую бурю эмоций, то со вторым Эросом дела обстояли не так-то просто. Он был добрым. Ласковым. И явно влюбленным в Паулу. Наверное, именно поэтому она впустила его в свою жизнь. В свою тесную обшарпанную квартирку и в свою постель. С мыслью, что это всего лишь небольшой тосканский роман. Который вскоре зачахнет и впадет в спячку, как виноградные лозы зимой. Но этого не случилось. Вместо этого все стало только… хуже.

Вскоре они поженились. Не потому, что так хотела Паула или Эрос. А потому, что так потребовали его родители. Когда скрывать большой живот стало невозможно, а в ресторанчике и в городке заговорили о том, что Эрос – будущий отец ребенка, реакция родителей последовала незамедлительно. Они были верующими католиками, и, как добрый католик, Эрос обязан был жениться, прежде чем станет отцом.