Танцпол уже пришел в движение. Рядом с дорожкой, по которой неспешно бредут Хильда и Пекка, установлен большой транспарант. Сегодня вечером выступает «Ларс-Рагнарц». Хильда хихикает. Она понятия не имеет, откуда берутся все эти нелепые названия эстрадных коллективов, но наверняка за этим всегда кроется какая-нибудь интригующая история.
– Данс-бэнд, – фыркает Пекка. – Я предпочитаю тяжелый рок.
Кто бы сомневался, думает Хильда. Мужчины с именем Пекка просто обязаны любить тяжелый металл. У них это на роду написано. Они доходят до пристани и начинают пробираться сквозь толпу танцующих к бару.
– Народу-то сколько, – удивляется Пекка.
– Ага. Кажется, весь город здесь.
На сцене группа из пятерых человек, все среднего возраста, но энергия так и бьет из них ключом, словно у девятнадцатилетних. Публика явно от них в восторге и радостно хлопает в ладоши в такт барабанам. Хильда и Пекка наконец добираются до стойки бара, где Пекка радостно заказывает пиво. Смачивая верхнюю губу в прохладной пене, Хильда оглядывает людей.
Чуть в стороне от танцпола на краю причала сидит женщина с темными пышными волосами. Ее ноги качаются над водой, рядом стоит бокал мартини.
– Я отойду на секундочку, – говорит Хильда Пекке.
– Куда это?
– Просто спрошу одну вещь.
Она протискивается сквозь толпу танцующих и оказывается на неогороженной части причала. Настил пружинит под ее ногами. Под досками хлюпает море. Хильда вместе со своим пивом присаживается рядом с Паулой.
– Привет, – говорит она.
Паула искоса глядит на нее. Ее глаза красны от слез. Неужели она весь день проплакала?
– Привет, – отвечает Паула едва слышным голосом.
– Давно здесь сидишь?
– Пришла еще до начала выступления группы.
Хильда смотрит на ее пустой бокал для мартини.
– И сколько ты выпила за это время?
– Литр.
– Для литра ты выглядишь сравнительно трезвой.
Уголки губ Паулы приподнимаются в слабой улыбке.
– Ненавидишь меня?
– Не знаю, – искренне признается Хильда.
– Это нормально, если ты, если вы все меня ненавидите. Я вас понимаю.
– Вот только я не понимаю, зачем ты это сделала. Кому придет в голову соврать про пожар, чтобы не ехать в Италию? Я целый день ломаю над этим голову.
Паула кивает и пробует сделать еще глоток мартини, но обнаруживает, что ее бокал пуст. Хильда протягивает ей свое пиво. Паула делает глоток.
– И что, пришла к чему-нибудь? – спрашивает она, помолчав.
– Я подумала, что ты, наверное, испугалась. Испугалась чего-то такого, о чем я понятия не имею. Ты, кажется, говорила, что в молодости жила в Италии?
– Да, жила.
– Тогда смею предположить, что ты испугалась встретить там кого-то из своего прошлого.
– Можно и так сказать.
Какое-то время они сидят молча. Хильда смотрит на темную холодную воду под ногами. Испытывая почти непреодолимое желание прыгнуть в ее ледяную глубину, чтобы смыть с себя все тревоги и сомнения и перестать наконец думать о Пекке, о Расмусе и своем возвращении в Норртелье.
– Моя дочь, – произносит наконец Паула.
Хильда поднимает голову.
– Что, прости?
– Все дело в моей дочери. Я боюсь с ней встречаться.
– У тебя есть дочь?
Паула кивает, и ее глаза наполняются слезами.
– Я… когда-то была замужем. В Тоскане. У нас родилась дочка. Дочка, которую я бросила.
Шагах в двадцати от них музыкальная группа запевает следующую песню, и зрители радостно улюлюкают. Хильда узнает эту песню. Давным-давно она танцевала под нее с дедушкой и бабушкой.
– И больше никогда не возвращалась, – добавляет Паула.
– Ой, – только и может вымолвить Хильда.
Ой, думает она. Мало похоже на конструктивный ответ. Она чешет вспотевшую шею. Летний вечер своей жарой буквально вгоняет в сон.
– Сколько лет ей было? – спрашивает она. – Твоей дочери?
– Ей…
Паула набирает в грудь побольше воздуха.
– Всего один годик.
Хильде приходится сцепить зубы, чтобы не взорваться. Бросить своего маленького ребенка. Да что же это за люди такие? Кто вообще на такое способен?
– Ты можешь осуждать меня, – говорит Паула. – Это нормально. Я сама всю жизнь кляну себя за это.
– Но, наверное, у тебя на то… были свои причины?
– Не знаю. Я влюбилась в другого мужчину. Потрясающего мужчину. Мужчину, который любил вино, вкусную еду и приключения и… который стал для меня избавлением от приевшейся жизни. Так что это из-за него я покинула Италию. Бросила свою семью.
– Наверное… у тебя не было другого выбора.
Хильда и сама слышит, как нелепо это звучит. И Паула, кажется, читает ее мысли.
– Выбор есть всегда.
– Вы как-то общаетесь? Ты и твоя дочь?
Паула отхлебывает пива.
– Каждый год я отправляю ей письмо. На день рождения. И она мне отвечает. Ее отец живет сейчас с другой женщиной. Которая, надеюсь, заслуживает его больше, чем заслуживала я.
– И сколько лет сейчас твоей дочери?
– Двадцать один. А год назад она прислала мне письмо. Обычно я ей писала, а она отвечала. А тут она первой написала. Она… она спрашивала, увидимся ли мы.
По щекам Паулы скатываются две крохотные слезинки.