Шведское солнце и пармезан

Каждый раз после занятий любовью Хильду охватывает сильнейшее желание перебраться на диван, вместо того чтобы засыпать у него под боком. Она не знает, почему так. Раньше они без проблем засыпали рядом. Но теперь эти времена прошли.

Отпуск в Руслагене закончился всего две недели назад, но такое чувство, словно с тех пор минуло полстолетия. По утрам Хильда снова ходит на работу в детский садик, всегда в одно и то же время. Снова готовит водянистый бефстроганов из вареной колбасы. Разогревает картофельные оладьи. И примерно с десяток раз на дню прочищает сток раковины.

Но она ни разу не готовила дома с тех пор, как вернулась в Норртелье. Вместо этого она питается только едой навынос: лапша, земляные орехи и маслянистые соусы.

И все же жизнь вернулась в привычное русло. Все стало как прежде, за исключением того, что теперь в постели Хильды каждую ночь храпит Пекка. Она бросает взгляд на часы – почти половина пятого. На улице уже светло. Птицы начинают пробуждаться к жизни, совсем как сама Хильда. Уснуть она больше не сможет, но и просто так лежать в постели тоже не хочет.

Это, наверное, плохо? Потому что это ведь в порядке вещей спать рядом с человеком, с которым только что занимался любовью? Разве не так должно быть?

Хильда встает и набирает стакан воды из-под крана. Стоя у раковины, слышит доносящиеся с улицы голоса людей. Со стаканом воды подходит к окну и смотрит на булыжную мостовую.

По тротуару бредут двое парней, должно быть, направляясь домой после какой-нибудь вечеринки, идут вразвалку и, громко что-то обсуждая, оба разражаются хохотом.

Хильда отшатывается и закрывает окно. Нельзя подглядывать за людьми.

И в этот момент она случайно на что-то наступает. Что-то плоское. Она опускает взгляд и видит упавшую на пол кухни пригласительную открытку, которая была прикреплена к холодильнику магнитиком в форме круассана. Хильда читает текст.

Мы празднуем шестидесятилетие – приходи есть торт и пить газировку! Только, чур, никаких подарков! Ну ладно, шоколад можно!

Открытка провисела на холодильнике уже порядочно. Больше полугода прошло с тех пор, как бабушка и дедушка Хильды отмечали шестидесятилетие со дня своей свадьбы. И угощали тортом, газировкой и шоколадом. Хильда думает, насколько же слать открытки в стиле дедушки и бабушки. Ведь из гостей была только она и их самые близкие друзья по танцам. Но праздник есть праздник. А значит, полагается присылать настоящие пригласительные открытки. Бабушка и дедушка принципиальны в этом вопросе. И во многих отношениях их жизнь действительно похожа на праздник. Конечно, без огорчений не обходится, ведь они потеряли свою дочь. Но они не опустили руки и продолжили жить.

Продолжили танцевать.

Внезапно сердце Хильды учащенно забилось. И следом ее охватил жар, похожий на лихорадку. Она подскакивает к одному из кухонных шкафчиков, выхватывает из него старый кулинарный журнал и спичкой поджигает его. После чего выдвигает стул, встает на него и сует пылающий журнал под датчик пожарной сигнализации. Она едва успевает – огонь уже подбирается к ее пальцам – и Хильда бросает журнал в раковину.

Оглушительно воет сигнализация.

И спустя несколько секунд на кухне в одних трусах возникает ничего не соображающий Пекка.

– Какого черта?

– Горим, – просто говорит Хильда. – Скорее уходи отсюда.

– Чего?

– Мы горим. И ты должен уйти, Пекка. Мне очень жаль, но я так больше не могу. Я больше не могу делить с тобой одну постель. Потому что я горю. И я не знаю, что мне сделать, чтобы ты понял это. Ты должен уйти из моей жизни. Прости, но это так.

– Но, Хильда…

– Никаких «но». Слышишь сигнал тревоги?

Она указывает на датчик пожарной сигнализации, который продолжает истерично завывать.

– Пекка, спасибо тебе за все, но теперь этому пришел конец. Я увольняюсь.

– Но…

– Вон! Горим же, черт возьми, Пекка!

Стоя в дверях кухни, он выглядит смертельно перепуганным. Но на последних словах кто-то словно наподдает ему в зад. Он бросается обратно в комнату, спешно натягивает на себя джинсы и свитер, кидает остальные вещи в спортивную сумку и выносится в коридор.

– Стерва чокнутая! – слышит она на прощание.

Когда дверь за ним захлопывается, Хильда запрыгивает обратно на стул, срывает датчик и выключает его. После чего принимается хихикать, пока ее смех не перерастает в истерический хохот. Но потом она вспоминает, что в раковине до сих пор полыхает журнал, и выкручивает кран до упора. Страницы морщатся, и огонь тотчас же потухает.

Какое-то время Хильда стоит в дыму и ловит губами воздух.

То, что она сейчас натворила, с трудом укладывается в ее голове.

Она едва не устроила пожар.

Она выгнала собственного шефа.

И теперь она свободна.

Продолжая хихикать, она поглядывает на отсыревший журнал. Целиком сгоревший журнал «Все о еде».

Уцелел только фрагмент фотографии и часть текста под ним. Хильда разбирает лишь одно слово.

Ризотто.

Она перестает смеяться. И принимает решение.

Глава 54 Расмус