Швейная машинка

На телефоне включается таймер, напоминающий, что еда готова. Духовка источает резкий запах плавленого чеддера и горчицы — его любимая еда. Это цветная капуста в сырном соусе, покрытая толчеными сухарями и зелеными капустными листьями; она пузырится и шкворчит. Фред накладывает себе огромную порцию и несет к столу. «По крайней мере, я умею готовить», — говорит он себе.

Джин

Май 1911 года. Клайдбанк

Они вернулись к работе десятого апреля, и менее чем через неделю Дональда вызвали в контору. Не ему одному сообщили, что в его услугах больше не нуждаются: в том же положении оказались многие организаторы забастовки. Он начал работать на фабрике с четырнадцати лет, сразу после того, как закончил школу, но безупречный послужной список не спас его от увольнения. Конечно, они нашли чем объяснить свое решение: ему заявили, что с переходом на новые методы производства литейщиков стало слишком много и его охотно примут на другую должность, как только будут набирать новых работников.

Когда Джин вернулась со смены, Дональд уже был дома. Целый день он провел в поисках работы и, не дожидаясь вопроса Джин, только помотал головой, давая понять, что ничего не нашел. Она положила на стол свой конверт с зарплатой и опустилась рядом с ним на колени:

— Для тебя найдется работа. Нам надо просто лучше искать.

Денег на квартиру хватало, а вот на уголь и еду — почти нет. Заработок женщины не шел ни в какое сравнение с тем, что Дональд получал в литейном цеху.

— Я старался. — В его глазах стояли слезы отчаяния. — Я добрался аж до Гринока[6] с разносчиком рыбы, но там тоже не было работы.

— И ничего больше нет?

— Говорили, что страховая компания набирает агентов, но я человек практический, а не счетоводишка какой. — Он бессильно ударил кулаком по столу. — Нам нужно отсюда уезжать.

— Не хочу, чтобы тебе было плохо, но, наверное, ты прав.

Она погладила его по руке и почувствовала обжигающее тепло.

Джин устало поднялась на ноги и подошла к холодной плите. Рядом с ней, за коробкой со щепками для растопки, лежало письмо от двоюродного брата Дональда, пришедшее тремя неделями ранее. Они перечитывали его каждый вечер, и оно давало им какую-то надежду. Отвечать было уже поздновато, и она заметила, что адрес размыт свежими слезами, которых не было еще утром. Внутри конверта находился один из возможных вариантов их будущего.

Дорогой Дональд!

Нам жаль слышать, что твои обстоятельства не улучшаются.

Я поспрашивал в доках, и владелец сочувствует твоему положению. Он может найти тебе место. Это неквалифицированная работа, но хотя бы что-то. Ты можешь жить у нас с Ханной, пока не снимешь собственную квартиру. Мы справимся.

Напиши, что ты решил.

Твой двоюродный брат Том.

— Итак, Эдинбург, — сказала она с большей радостью, чем испытывала на самом деле.

Он изобразил улыбку:

— Похоже, что да.

— Я напишу им вечером.

— Джин, я должен тебе кое-что сказать, пока не потерял мужество. — Он глубоко вдохнул. — Дела у нас идут совсем не так, как я думал. На прошлой неделе тебе исполнилось восемнадцать, и есть мужчины, которые смогут обеспечить тебе жизнь получше, чем я. Если ты захочешь уйти и найти кого-то другого, я пойму.

Она знала, чего стоило ему это сказать.

— Ну раз уж мы говорим начистоту, ты тоже должен меня выслушать. Я с тобой, потому что хочу этого, даже не сомневайся. Мы пройдем через все вместе.

— Я надеюсь, — прошептал он.

— А я уверена.

Он вскочил на ноги и крепко обнял ее.

Перед тем как сесть за стол, Джин вымыла руки и умылась холодной водой в кухонной раковине. Из окна третьего этажа она видела, как дети на тротуаре играют в классики. Во всех домах на этой улице жили семьи, которые она знала всю жизнь. Уезжать будет непросто.

Дональд поставил на стол тарелки и положил ножи, отрезал толстые ломти хлеба, оставив ей свежую горбушку, а себе взяв высохший, вчерашний кусок. Он эффектно отодвинул ее стул и усадил Джин, как на самом важном и изысканном приеме. Плита давно остыла, поэтому они остались без чая, но никакого значения это сейчас не имело.

— Ну что, Джин, как прошел твой день?

Это была последняя ниточка, которая связывала его с местом, где он проработал одиннадцать лет. И она постаралась описать все как можно подробнее.

— В отделе выплат новый руководитель. Очень умный. Пахнет одеколоном и кокосом — честно говоря, они довольно плохо сочетаются. Волосы он густо смазывает макассаровым маслом[7], а выглядят они как нарисованные: абсолютно гладкие, с пробором посередине. Он носит костюм в тонкую полоску и белую рубашку, у которой так накрахмален воротничок, что на шее у него сыпь. Кажется, ему очень неудобно.

— Этот человек из Глазго?