Швейная машинка

— В смысле, его одежду? — Конни отложила журнал и внимательно посмотрела на мать.

— Среди его вещей много хороших, некоторые он и вовсе не носил.

— Что-то я не очень хочу…

— Хочешь не хочешь, а не выбрасывать же.

— Ты что, собираешься распороть его одежду? — Казалось, что экономия зашла слишком далеко. — Ткани уже давно не выдают по карточкам, знаешь ли.

— Не дерзи.

— Извини. — Конни действительно стало стыдно за свои слова. Это был решительный шаг, ведь раньше Кэтлин отказывалась не только избавляться от старых костюмов и рубашек Брюса, но даже убирать их из его отделения в гардеробе куда-то в другое место.

— Его нет с нами уже три месяца, и я уверена, что он хотел бы помочь. — Голос Кэтлин смягчился — она вспомнила совместные дела отца и дочери: шкальную рождественскую пьесу; бассейн, который Конни удалось проплыть целиком; пирог, тайно испеченный ими на День матери в прошлом году. — Он всегда так тобой гордился!

— Ты уверена, что хочешь разобрать его вещи? — Конни встала с постели и расправила покрывало. — Ты ведь на них даже не смотрела с того времени, как… — Она не смогла договорить.

— Я поняла, что не могу их отдать. Мне неприятна сама мысль о том, что кто-то другой будет ходить в его костюмах или носить его галстуки. — Кэтлин передернула плечами. — Даже и думать об этом противно.

— Это нормально, я понимаю. — Конни обняла мать за плечи и вывела из комнаты. Они пошли на кухню. — Давай сначала что-нибудь поедим, а потом начнем. Не станем откладывать.

А далее Конни поразилась, услышав, как мать говорит ровно то, о чем думала она сама:

— Если ничего подходящего для твоего собеседования не найдется, у нас еще будет время купить отрез.

Кэтлин повернула ключик в замке гардероба. Хотя идея принадлежала ей, она совсем не была уверена в том, что готова снова увидеть одежду Брюса. Запах нафталина, который трудно было с чем-либо спутать, ворвался в комнату, когда она распахнула дверцы навстречу утреннему солнечному свету, наполнявшему комнату.

Столько воспоминаний!

Она отошла чуть назад и посмотрела на левые рукава рубашек, пиджаков и пальто. Шкаф напоминал ателье мужского портного. Брюс был человеком скрупулезным, и все вешалки смотрели в одном направлении, а рубашки были развешены по степени изношенности. На дне шкафа стояли его ботинки, натертые до блеска, сохраняющие форму благодаря распоркам.

— Насчет них я не переживаю, — сказала Кэтлин. — Они пойдут на благотворительность — кому-то наверняка эта обувь пригодится.

Она принялась вынимать из ботинка шнурок.

— Что ты делаешь? — Конни выхватила ботинок.

— Шнурки всегда пригодятся.

— Мама, тем, кому нужны ботинки, понадобится и то, что помогает этим ботинкам держаться на ногах. — Конни протянула руку за шнурком.

Кэтлин села на кровать и закрыла лицо руками:

— О боже! О чем я только думала?!

Конни терпеливо продела шнурок через восемь отверстий, поправляя его, чтобы концы были ровными. Она принесла из чулана картонную коробку и сложила туда все туфли, как тщательно начищенные, так и садовые.

— А его тапочки?

— Они под кроватью, там, где он их и оставил.

— Сиди, я возьму. — Конни наклонилась за тапочками. — Помнишь, как я ругалась, когда их шила? — Она постучала по грубой ковровой шерсти. — Я исколола себе все руки, пока закончила.

— Я помню. И помню, как ты стояла вся в снегу и ждала открытия магазина, чтобы найти что-то для их подошвы.

— Они такие… — Конни искала нужное слово, — такие прочные. Им, наверное, лет десять, не меньше. — Она перевернула их, чтобы изучить шов. — Не знаю, зачем он их все время берег. Вряд ли они такие уж удобные, к тому же у него были отличные тапки из твида, которые ты ему подарила на Рождество.

— Он не выбрасывал эти тапочки, потому что их сшила ему ты. Что тут удивительного?

Конни кивнула и положила тапки в коробку:

— Может, они еще кому-то послужат. Надо же!

После этого они принялись за одежду. Конни по одной вынимала деревянные вешалки из шкафа и складывала вещи на кровать. Первыми были извлечены два серых шерстяных костюма с жилетками, затем твидовый пиджак, темно-синий костюм, пальто такого же цвета, только темнее, потом макинтош и, наконец, рубашки.

— Ну что, давай разбираться. — Кэтлин помедлила, вспоминая школьные собрания, походы в театр, чай с ячменными лепешками, а затем взмахнула над кипой одежды рукой, как волшебной палочкой: — Можешь взять себе все, что понравится.

— Вообще все?

— Да. Если хорошенько подумать, то из этого можно нашить по меньшей мере несколько платьев, а может быть, и зимнее пальто, которое тебе тоже нужно.

Они осмотрели каждый предмет одежды и проверили все карманы. На довоенных костюмах было множество полезных пуговиц спереди и на обшлагах. Конни удивилась, обнаружив пуговицы и на брючных ширинках: она ожидала увидеть там молнии. Кэтлин задумчиво погладила костюм.

— Твой отец выбирал его у портного в Лите[8] сразу после того, как был назначен в Совет по образованию, — произнесла она. — Больше этого ателье нет. Его разбомбили в сорок третьем.

— Я помню.