Швейцар

— Буду краткой, — начала змея, — поскольку думаю, что нет необходимости рассказывать вам обо всех злоключениях, которые я претерпела, будучи экспонатом в зоопарке, в самой низкой степени падения, а затем в качестве объекта навязчивой идеи психически нездорового человека. Я имею в виду сеньориту Авилес. Дорогие друзья, по-моему, единственно возможная линия поведения в отношении человека — держаться от него подальше. Если я и согласилась, чтобы швейцар чуть ли не председательствовал на нашем собрании, так потому что мое высокоразвитое чутье или, если вам угодно, мой адреналин, мне подсказывает, что он отличается от всех прочих знакомых мне людей. Как раз в силу того, что он совершенно непохож на остальное так называемое «человечество», а также потому что я помню наизусть многие из его речей, произнесенные вслух в доме покойной, я уверена, что он полностью согласится с моим мнением. Я, подобно швейцару, занимаюсь тем, что наблюдаю за людьми через стекло. Сначала в клетке зоопарка, затем в некоем подобии аквариума, в котором меня выносила на прогулку Мэри Авилес. Таким образом, пока они время от времени на меня глазели, я их изучала, в итоге узнав их гораздо лучше, чем они меня: обо мне-то они рассказывают одни глупости… Господа, человек только тогда испытывает полное удовлетворение, когда видит, что весь остальной мир да и все они, кроме него самого, посажены в клетку. По его мнению, остальные существа всего-навсего пытаются ему подражать, и ему нравится думать, что все живое находится в его власти; захочет — и, воспылав жестокостью, истребит всех подряд, а захочет — станет чувствительным или практичным и примется нас спасать. Но что бы он ни делал, он поступает так, как ему удобно. Поэтому дело не в том, что я живу в клетке, а в том, что мы все сидим в ней. А кто тут виноват, как не это подлое существо с переменчивым и воинственным нравом, возомнившее себя чуть ли не властелином мира, который он превратил в зоопарк для своего личного пользования? Мы должны заставить человека удалиться в отведенные ему пространства, а иначе ему придется смириться с собственной гибелью, что, между нами говоря, было бы лучше всего. Вы задумывались над тем, насколько спокойной и счастливой стала бы наша жизнь, если бы человек исчез? Как же добиться его исчезновения или по крайней мере его высылки? Посредством ненависти или войны. Другого выхода нет. Наша раса, раса змей, готовится к такой войне. Человеку известно, насколько мы хитры, он знает о наших намерениях, поэтому на протяжении всего времени он только и занимался тем, что очернял нас. Нет ни одной сказки или басни, где мы не изображались бы в мрачном свете, начиная, конечно же, с Библии, которая представляет собой самую большую небылицу, выдуманную людьми. Однако действительность совершенно отличается от той, какой человек ее изображает в своих нелепых писаниях. В частности, членам нашего семейства благородство присуще до такой степени, что мы ни за что не нападем, не предупредив о своем приближении погремушками, и, даже не имея намерения нападать, известим о нашем присутствии, чтобы никого не напугать. И каким же боком вышла нам подобная честность? Нас преследуют веками и тысячелетиями — вот, чего мы добились. Поэтому я предлагаю данному собранию заставить человека удалиться куда подальше, в строго определенное место и не спускать с него глаз. Я и весь мой род берем на себя задачу его изгнать. Представьте себе миллионы гремучих змей, звенящих своими чешуйками по всем городам, от которых люди, охваченные ужасом, побегут, куда только мы им прикажем. Таково мое мнение, которое, я уверена, совпадает с мнением нашего швейцара.

Так завершила свою речь гремучая змея. Тут Хуан захотел выступить и попросил слова у Клеопатры. Разумеется, именно она вела собрание. Но крыса, воспользовавшись своей очередью, устремилась к середине подвала и захватила первенство.

25