Швейцар

Простить — значит помнить и даже вроде как заключить с кем-то договор о том, что мы ненавидели или любили и были ранены. Давайте избегать подобных ловушек, которые люди же и хотят нам навязать, и поищем место, где в стороне от всех бед мы сможем стать самими собой. Отправимся туда, где бы мы могли жить нашей собственной жизнью, а не служить на том или ином основании бледной тенью человека. Единственный способ отмести доводы человека заключается в том, чтобы их игнорировать. Должны же существовать еще места, где можно жить, не обращая на них внимания. Мои вековые инстинкты подсказывают мне даже направление, в котором нам следует двигаться, — тут черепаха вытянула шею, по всей видимости, указывая на угол подвала. — Мы отправимся туда, где есть вода и суша. Понятно почему: мы, живые существа, являемся земноводными, хотя некоторые виды претерпели значительные изменения. Мы являемся земноводными не только физически, но и духовно. Никто не ограничивается одной стихией, а те, кто могут жить во всех стихиях, без сомнения самые счастливые. Возьмем, к примеру, хотя бы человека, — несомненно, атрофировавшееся существо. Живя все время на земле, разве он не пытается приблизиться к воде? Разве в силу определенной причины, которую он не может объяснить, но мы-то можем, не норовит ли он добраться до самой кромки моря? Понаблюдайте, как все люди останавливаются на линии, где начинается вода, и стоят там, как зачарованные. Куда они смотрят? Что ищут? Откуда у них эта необходимость двигаться из самого отдаленного уголка суши на встречу с водами? Им неведомо, что они ищут самих себя. Ищут свою вторую половину, которую то ли из-за трусости, то ли по недомыслию потеряли и которая принадлежала водам. В водах они надеются найти отражение своего подлинного облика. Облика, который тысячи лет назад был другим. В таком положении, — погруженными в себя на берегу моря, — мы можем их встретить повсюду. О чем они тоскуют? О том, кем они были раньше. Некоторые, иногда многие, не могут больше терпеть и ныряют, но их бедные и изувеченные органы не подчиняются их воле и погибают. Самые трусливые, — те, которые не отваживаются нырнуть, — называют их «самоубийцами». Не будем бояться их или ненавидеть. Забудем их. В действительности они, скорее, должны вызывать у нас жалость. Вероятно, остается им посочувствовать, но только издалека. Кроме того, стоит нам оказаться в водных просторах, они не смогут (а ведь наверняка захотят) нас уничтожить. По силам ли им, даже если бы они захотели, осушить море? В состоянии ли они обойтись без воды и суши? Разве вы не понимаете, что мы гораздо более приспособлены к обитанию в этом мире, чем человек? Доказательством тому служит пример моей семьи, моего славного рода, который имеет тысячелетний опыт выживания. Так что от нашего примера, а, следовательно, и от моего плана — уход, молчание, покой, забвение — нельзя отмахнуться.

27

— Вот именно! Именно! — воскликнула золотая рыбка, которой выпал черед выступать, и опять нырнула в аквариум, чтобы перевести дыхание. — Вот именно, — повторила она, вынырнув, — вода является важным элементом, — недаром же в природе все так устроено, что планета, на которой мы обитаем, представляет собой мир, образованный водой, — тут рыбка на секунду нырнула, — а не сушей, которая занимает ничтожное место в пространстве в сравнении с морями, озерами и реками. — Рыбка опять нырнула и вынырнула. — Так что я, кроме того, предлагаю, чтобы название планеты соответствовало основной материи, которая ее образует — воде. Воде! — она нырнула и вынырнула. — Никакой планеты Земля! Планета Вода — вот как отныне нам следует ее называть. И, конечно же, так испокон веков и называют ее в моей семье, которая, заметим в скобках, представляет собой самый многочисленный коллектив на земном шаре, — она вновь нырнула и вынырнула. — Мое положение рыбы, а следовательно, обширные познания…

— Полагаю, тебе более пристало называться не рыбой, а «рыбятиной», поскольку, хоть ты и не заглатывала крючок, все равно являешься «уловом», — перебила ее кошка Бренды Хилл, не дав времени Клеопатре призвать ее к молчанию.