Читаем Швейцар полностью

— С немалым прискорбием я терпеливо выслушал различные предложения, высказанные на нашем собрании. Пока выводы, на мой взгляд, схожи друг с другом. Все выступившие желают отдалиться от человека или по крайней мере жить независимо от него и даже по возможности держать его у себя в услужении. И почти все говорили о насилии, которое над ними учинили, и о несчастьях, пережитых по вине человека. Думаю, было бы вполне уместно, если бы члены моей семьи, которые здесь присутствуют, изложили бы и свои проблемы. Я, как видите, старик с беспрерывно барахлящим желудком, зубами, пораженными кариесом и пожелтевшими из-за карамели, которой меня постоянно пичкает сеньор Рой Фридман, хотя у меня по крайней мере сохранилось, пусть и в плачевном состоянии несколько зубов. Что же касается положения моих сестер, например тех, которые проживают в квартире Джозефа Роузмана, оно куда печальнее, поскольку все их зубы срезаны и заменены постоянными протезами, и из-за искусственных приспособлений, которые едва позволяют им сомкнуть губы, мои сестры даже не могут принять серьезного выражения перед лицом своего несчастья, а, как раз наоборот, вынуждены без конца улыбаться…

— У меня тоже постоянный протез, — перебил медведь, — и, хотя это величайшее мучение, я не улыбаюсь.

— Потому что у вас огромный рот, в котором уместится все что хочешь, — возразил пес. — Кроме того, я сейчас говорю о наших трудностях, а не о ваших, которые вы изложите в свое время. Как я уже сказал, все мы пережили какое-нибудь несчастье, навязанное нам когда блажью, когда бессердечием человека. Не могу, например, не упомянуть печальный случай пяти наших собачек чихуахуа, вынужденных постоянно пританцовывать, по милости сына управляющего. В целом, несть числа страданиям, на которые обрекает нас человек. Но станем ли мы из-за этого отрекаться от привязанности, которую он нам выказывает? Я, разумеется, знаю, что наш случай особый, поскольку речь идет о сверхумных и сверхспособных созданиях, выказывающих свою привязанность чаще, чем к другим животным. Но, как бы то ни было, мы должны прийти к очевидному выводу: вдали от человека мы ничто. Покинуть его невозможно. Сделать так, чтобы он погиб, что само по себе нелепо, значило бы погибнуть и нам самим. Возможно, вы не в курсе, что вполне объяснимо, если оставить в стороне сеньору крысу или сеньора кролика, которые, устроив себе жилье среди газет Оскаров Таймсов, могли уже стать просвещенными существами, возможно, вам неизвестно, продолжаю, что творится с некоторыми семействами, которые в предыдущих поколениях жили совершенно отдельно от человека. Так вот, хотя вам и покажется невероятным, теперь они пытаются держаться поближе к людям. Не знаю, заметили ли вы, что дрозд, который издавна считался обитателем леса, решил перебраться в город. Происходят, на первый взгляд, совсем уж неслыханные вещи: даже кит, который, сторонясь человека, обретается среди льдов, в последнее время подплывает к морякам и на языке, который им представляется стоном, пытается выразить радость своим жестоким преследователям. Что, мы сильнее кита или быстрее дрозда, раз так много воображаем о себе и так задаемся, если думаем, что могли бы жить вдали от человеческих существ? Вместо отделения я предлагаю кое-что прямо противоположное. Предлагаю сближение и тем самым соглашение, которое, как и всякое другое, должно быть дружественным. Человек не хуже и не лучше нас, однако он может быть хуже, потому что он могущественнее, и может быть лучше, потому что он умнее. Понимание, послушание, привязанность — не будем забывать о том, что он сильнее нас и что от нашего поведения зависит наше собственное выживание…

Нам точно неизвестно, собирался ли пес завершить на этом свое выступление, но из-за протестов рыбы, крысы, медведя, черепахи, змеи и в первую очередь яростного мяуканья кошки Бренды Хилл выступление осталось в том виде, в каком мы его воспроизводим. Хотя надо заметить, что чихуахуа, пританцовывая, поддержали собаку сеньора Локпеса. Нужно отметить, однако, что Клеопатра не встала на их сторону и, вероятно, чтобы утихомирить кошку, желавшую во что бы то ни стало поцарапать собаку, предоставила ей слово.

29

Перейти на страницу:

Все книги серии Испанская линия

Крашеные губки
Крашеные губки

   Аргентинский писатель Мануэль Пуиг - автор знаменитого романа "Поцелуй женщины-паука", по которому был снят номинированный на "Оскар" фильм и поставлен на Бродвее одноименный мюзикл, - уже при жизни стал классиком. По единодушному признанию критиков, ни один латиноамериканец после Борхеса не сделал столько для обновления испаноязычной прозы. Пуига, чья популярность затмила даже таких общепризнанных авторов, как Гарсиа Маркес, называют "уникальным писателем" и "поп-романистом № 1". Мыльную оперу он умудряется излагать языком Джойса, добиваясь совершенно неожиданного эффекта. "Крашеные губки" - одно из самых ярких произведений Пуига. Персонажи романа, по словам писателя, очень похожи на жителей городка, в котором он вырос. А вырос он "в дурном сне, или, лучше сказать, - в никудышном вестерне". "Я ни минуты не сомневался в том, что мой роман действительно значителен, что это признают со временем. Он будет бестселлером, собственно уже стал им...", - говорил Пуиг о "Крашеных губках". Его пророчество полностью сбылось: роман был переведен на многие языки и получил восторженные отзывы во всем мире.

Мануэль Пуиг

Проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Галаор
Галаор

Лучший рыцарский роман XX века – так оценили читатели и критики бестселлер мексиканца Уго Ириарта «Галаор», удостоенный литературной премии Ксавьера Вильяурутия (Xavier Villaurrutia). Все отметили необыкновенную фантазию автора, создавшего на страницах романа свой собственный мир, в котором бок о бок существуют мифические существа, феи, жители некой Страны Зайцев и обычные люди, живущие в Испании, Португалии, Китае и т. п. В произведении часто прослеживаются аллюзии на персонажей древних мифов, романа Сервантеса «Дон Кихот», «Книги вымышленных существ» Борхеса и сказки Шарля Перро «Спящая красавица». Роман насыщен невероятными событиями, через которые читатель пробирается вместе с главным героем – странствующим рыцарем Галаором – с тем, чтобы к концу романа понять, что все происходящее (не важно, в мире реальном или вымышленном) – суета сует. Автор не без иронии говорит о том, что часто мы сами приписываем некоторым событиям глубокий или желаемый смысл. Он вкладывает свои философские мысли в уста героев, чем превращает «Галаора» из детской сказки, тяготеющей к абсурдизму (как может показаться сначала), в глубокое, пестрое и непростое произведение для взрослых.

Уго Ириарт

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги