Сиамский ангел

Марек понял – Димка, выходя с Федькой, обещал прям вот сейчас вернуться. Ну конечно – как же без него? Кто еще спасет в трудную минуту? Сунет руку в карман – и спасет.

Поздно было что-то затевать. Или пронесет – и эти орлы не посмотрят в сторону двора. Или не пронесет – тогда они увидят кабриолет, пойдут разбираться.

Федька сидел за рулем прямой и каменный. С него схлынула дурь, но и мыслей в голове тоже не было. Он сделал все, что мог, и оказался в пустоте, вне голосов и вне мыслей. Аськи на горизонте тоже не было – вот так, один, без Аськи, без стихов, без никого и ничего…

И только молитва, которая родилась в нем неожиданно, будто и ее «продиктовали» сверху, первая в Федькиной жизни молитва: «Господи, если ты есть – не дай этой сволочи убивать девчонок!»

Эту молитву услышал Касьян, он примчался из неведомого пространства, где который уж век пытался дочерна измазать преступную белизну своих риз, и сейчас ее вдруг услышал и Марек, так четко, как если бы пропиликал канкан и к уху прижался черный брусок мобилки.

Но еще раньше ее услышал Тот, Кто мог ее принять и воплотить.

Наркодилера нельзя отговорить, нельзя убедить, его даже перекупить нельзя, никаких денег не хватит, а можно только убить. И буквальный ответ на молитву мог быть только таким – прекращение всякой физической деятельности наркодилера.

Но был ли этот ответ окончательным?

«Марокканская» тусовка уже ввалилась в подворотню, кто-то весело матерился. Но почему-то не обозначились в арке силуэты – один лишь шум приближался, валился сверху, отразившись от короткого потолка.

Рябь побежала перед глазами. Марек протер их в два кулака. Слезы? Так нет же! Рябь, завихрение пятен, и вдруг – голос.

– Сюда, сюда, ну?…

Марек открыл глаза и увидел Касьяна. Тот махал черной волосатой рукой, показывая Федьке – разворачивай кабриолет и следуй за мной!

Там, куда он звал, замурованной арки, правда, не было, но был тупик. И еще какой! Федька, въехав, рисковал никогда больше оттуда не выбраться, разве что с автокраном. Во всяком случае, еще совсем недавно там было резкое понижение уровня, возникшее, когда сломали забор и объединили два двора. Получилась настоящая ступенька. Спрыгнуть с нее на колесах несложно – а обратно?

Марек побежал, сам не зная – прятался ли от шума, искренне хотел ли предупредить.

– Ты что, ступенька же, – негромко сказал он, оказавшись рядом с Касьяном.

– Скорее, ну? – требовал от Федьки Касьян, светясь во мраке белыми проплешинами на ризах.

Безумец, в очередной раз убедился Марек, как есть – безумец. И сейчас погубит всех – в том числе и Марека…

– Ты знаешь, что у него в багажнике? – вопрос был строг и нелеп, как будто Касьян мог этого не знать!

– Я знаю, что у него в багажнике. Не бойтесь! Я выведу вас отсюда!

– Садись, экипаж подан, – сказал Федька, и Марек понял, что он тоже видит и слышит Касьяна.

Ну что же… коллективная галлюцинация, прыжок с полуметровой ступеньки и – полная засада…

– Садись, кретин! – вдруг заорал Федька.

Марек не терпел крика. Он всей душой сопротивлялся крику. Да еще и не видел смысла, ну ни малейшего…

Федька подвинулся, протянул ручищу, ухватился за предплечье. С него бы сталось рвануть сейчас вперед, не отпуская Марека. Пришлось шлепнуться на кожаное сиденье.

Касьян, пятясь, звал руками, показывал, принять вправо или принять влево. Сильно тряхнуло на ступеньке – и вдруг машина стала набирать скорость.

– Куда?! – заорал Марек, понимая – еще сотая доля секунды, и они влетят в стенку.

Касьян с ловкостью, неожиданной для святого, пусть даже такого сомнительного, кинулся на капот и двумя руками вцепился в ветровое стекло. Его лицо было совсем близко – безумное худое лицо с длинными, всклокоченными, лезущими в рот волосами. Пятнистые ризы сбились, сползли, открыли костлявое плечо.

– Не бойтесь, там нет ничего, я знаю! – кричал Касьян. – Там просто дорога!

Марека вжало спиной в сиденье – и тут же отпустило.

Машина катилась с пригорка, и не было нужды ни в моторе, ни в бензине. Их, кажется, уже и не осталось.

Прикатилась туда, где начинался другой пригорок, и встала.

Марек сообразил, что веки зажмуренных глаз не срослись, а устали от судороги.

Мир открылся перед ним – сперва обычный, хотя и неожиданный – здесь, сейчас, в сердцевине городского квартала и ночью. Обычного в нем было: голубое небо, белые облака, желтое поле, темная полоска леса вдали, коричневая дорога, зеленая обочина и зеленые же, но иного оттенка, кусты вдоль дороги. Потом, когда Марек проморгался, оказалось, что эта палитра как раз и есть галлюцинация, таким миру надлежало быть. На самом же деле все наоборот. Небо стало густо-серым, облака – черными, желтое поле тоже резко почернело, зато дорога засветилась желтоватой такой белизной, цветом слоновой кости. И зеленая обочина стала темно-красной, кусты же почернели.

Негатив, блин, подумал Марек, но если галлюцинацию повело в негатив, то и сам себе он должен показаться нечеловеческого цвета. А если сам он – телесного цвета и сиреневая фуфайка с белыми буквами именно такова, какова была в братнем шкафу, то, то…