Сибилла

Одним из самых удачливых авантюристов такого рода был некий Джон Уоррен. За несколько лет до начала войны с Америкой^{243} он служил официантом в знаменитом клубе на Сент-Джеймс-стрит: проворный и притом надежный малый, неутомимый, тактичный и весьма учтивый. Благодаря этим качествам он и приглянулся одному джентльмену: тот получил в ту пору правительственное назначение в Мадрас^{244} и нуждался в камердинере. Уоррен, несмотря на свое благоразумие, был не прочь рискнуть — и принял предложение, которое, как он свято верил, ниспослала ему судьба. Он как в воду глядел. Переезд тогда занимал порядка шести месяцев. За это время Уоррену удалось снискать еще большее расположение своего покровителя. У Джона был хороший почерк, джентльмен же, напротив, писал отвратно. К тому же Уоррен был прирожденным бухгалтером (чем не преминул воспользоваться его наниматель). В Мадрас он прибыл уже не камердинером, а личным секретарем.

Его патрон намеревался сколотить состояние, однако был ленив и не обладал ни одним из тех качеств, что необходимы для достижения успеха, если не считать высокого чина. Уоррен же, напротив, мог похвастаться всеми, кроме последнего. Причина объединить усилия, таким образом, становилась очевидной: она была обусловлена общими интересами и скреплена взаимовыгодной поддержкой: губернатор наделил секретаря неограниченными правами, а тот, в свою очередь, отчислял своему зевающему партнеру его законную долю. Затем пришел голод, обычное явление для Индостана; недоедающие жители провинции умоляли дать им рисовых зерен, запасы которых, и так сильно оскудевшие из-за неурожая, вот уже не один месяц куда-то таинственно исчезали. Осмотрительные власти, судя по всему, потратили бюджетные поступления на какие-то благовидные цели; бедствие достигло таких масштабов, что ожидали даже повального мора, и тут появились великие перекупщики и принесли спасение народу, судьба которого была им поручена, — заработав на этом миллионы и положив их себе в карман.

Эти события стали звездным часом для финансового гения Уоррена. Он вполне насытился. Его потянуло вновь поглядеть на Сент-Джеймс-стрит и сделаться членом клуба, в котором он некогда служил всего лишь официантом. Однако Джон был баловень судьбы, и фортуна не желала так легко с ним расставаться. Губернатор умер, назначив секретаря своим единственным душеприказчиком. Не то чтобы его превосходительство особенно доверял своему агенту, просто он не осмелился посвятить в свои дела кого-либо еще. Ситуация с имением была настолько запутанной, что Уоррен посулил наследникам кругленькую сумму, дабы они освободили его от обязательств и позволили ему устроить всё самостоятельно. Индия была так далеко, а Канцлерский суд^{245} так близко, что наследники согласились. Пустив имение по ветру, Уоррен тем самым с лихвой отомстил за разграбленную провинцию; и сама Палата общин с Бёрком и Фрэнсисом^{246} во главе не смогла бы более сурово покарать покойного губернатора.

Мистер Уоррен, которого все знали исключительно как очередного набоба, в скором времени возвратился из Индии, купил большое поместье на севере Англии и вошел в парламент как один из депутатов от карманного округа^{247} (который он также приобрел); это был спокойный, благопристойного вида господин средних лет, чьи политические взгляды еще не сформировались; и, поскольку все партии имели в ту пору равное число представителей, его, разумеется, сильно обхаживали. Уже давали о себе знать противоречия, с которыми было сопряжено правление лорда Норта^{248}. Министр пригласил нового депутата отобедать с ним и выяснил, что этот человек как никто другой свободен от всякого рода партийных пристрастий. Мистер Уоррен стал одним из тех депутатов, кто во всеуслышание заявил о своем намерении вникать в суть дебатов и руководствоваться весомостью приводимых доводов. Все нахваливали его, все искали с ним дружбы. Мистер Фокс объявил Уоррена превосходнейшим человеком; мистер Бёрк сказал, что это — один из тех людей, которые в одиночку могут спасти отечество; миссис Кру^{249} пригласила Уоррена на ужин. Он был обласкан великолепнейшей из герцогинь.

Но вот пришло время одного из тех суровых испытаний, которые предшествуют низвержению министра; впрочем, иногда их результаты ввиду особых обстоятельств (как в ситуациях с Уолполом и лордом Нортом) становятся очевидны лишь с течением времени. Как же проголосует Уоррен? Это был большой вопрос. Он будет прислушиваться к доводам. Бёрк был совершенно уверен, что Уоррен у него на крючке. Накануне дебатов состоялся дневной прием при королевском дворе, на котором присутствовал и мистер Уоррен. Монарх^{250} задержал его у себя, говорил с ним, высказывал ему свое благоволение, задавал много вопросов: о нем самом, о Палате общин и о том, что он думает насчет Палаты, а что — насчет Англии. Публика затрепетала от волнения: новый фаворит при дворе!