Только через имя его отца, муллы деревни, продвигаемся вглубь столь чужеродной нам культуры. Отца Габдуллы Тукая звали Мöхäммäтгарiф Мöхäммäтгäлiм юлi Тукаев — уважаем графологию, в любом языке это целый своеобразный мир. И не забудем
Дело сделано: в 1892 году мальчика взял крестьянин по имени Сагди и отправил в деревню Кирлай, где он начинает учиться в духовной школе, — что в результате полностью отвратило его от любого религиозного обучения. Ему было 13 лет, когда в России повсеместно отмечали столетие Пушкина. Его охватывает страсть к поэзии, но при этом он не забывает ни татарский язык, ни татарскую культуру, которые в тогдашней России совершенно игнорировались. Я сожалею о том, что у меня не было времени увидеть перед фасадом национального театра оперы и балета имени Муссы Джалиля трехметровые статуи-близнецы Пушкина и Тукая на пьедесталах из красного гранита. Совсем не удивительно, что Казань по-особенному отмечала годовщину Пушкина, который был там в сентябре 1833 года, посещая регион, чтобы встретить свидетелей крестьянского восстания Пугачева (1773–1774 годы). Он хотел написать об этом историю (это будет «Капитанская дочка»), В 1906 году Тукай пишет в честь Пушкина большую поэму, которая начинается такими словами: «Браво, Александр Пушкин, поэт, которого не превзойти».
Начинания Тукая вызывают восторг, как всегда вызывает восторг рождение таланта, судьбы, но также вызывает и предчувствие того, к чему Россия должна будет обязательно прийти: к признанию на своей территории и в своей культуре другой культуры, пока не замечаемой, презираемой и игнорируемой. В годы своей ранней юности Тукай испробовал разные профессии: извозчик, печатник, редактор газеты. Затем он начинает писать стихи, присоединившись к первой труппе татарского театра… После революции 1905 года ограничения на татарский язык были сняты и становится возможным писать и публиковаться по-татарски: Тукай, который стал в этом великим новатором, начал с того, что основал газету. В то время взгляды сильно разнились; крайние правые предлагают депортировать татар в Оттоманскую империю, традиционный ислам замыкается в себе, отказываясь совершенствоваться, и Тукай, симпатизирующий социалистическим идеям, атакует его в лоб. Однако он продолжает посвящать себя татарской культуре и старается возродить ее из небытия: поэт, литературный критик, публицист, переводчик, лектор в «Восточном клубе» (ассамблея купцов) и издатель, он собирает народную поэзию и воодушевляется ею, не отстраняясь, однако, от русской культуры. Определяя себя и свою роль, он пишет: «Если Пушкин и Лермонтов — это два солнца, которые светят, то я только отражаю их свет, как это делает Луна».
«Никакого эквивалента в мировой литературе», — говорит о нем хранитель его маленького музея. Самые великие будут его читать, уважать, переводить. Советский режим особенно будет акцентировать его поэзию политической направленности, а сегодняшний Татарстан — то пробуждение, которым ему обязана татарская культура. Мы одни в музее, и, слушая певучие ударения его текстов, я не могу оторвать глаз от ужасной картины его конца, от его лица с ввалившимися глазами. Его агония длилась двадцать восемь часов.
…Мы быстро покидаем музей, так как в 15 часов 30 минут нам предстоит встреча на корабле с журналистами и писателями Казани. На борту предусмотрен ужин и концерт татарской музыки.
В 15 часов 30 минут на Волге. Чудная погода, легкий и нежный ветерок. На корабле стоят ряды столов и скамеек, на которых мы занимаем места.
В таких прогулках есть что-то, что вызывает желание их продлить на несколько дней: свежесть воздуха, запах воды, бортовая качка и водовороты в кильватерной струе, открывающиеся берега, маленькие деревушки, дома и кладбища, голубые купола церквей. Наконец! Наконец! Русская глубинка, мать Волга. И бескрайность русской земли в пространстве и времени. Самая красивая в году растительность — майская, хрупкая, цветущая.