В феврале 1965 года на протяжении двух недель, а если быть точным, восемнадцати дней, я жил вместе с полярниками, делил с ними стол, развлечения, наблюдая за их работой. Они приняли меня как друга. И все эти дни я не столько наблюдал за их жизнью, сколько любовался ими.
Мы покинули порт Тикси, заснувший под дымчатым покрывалом, и взлетели надо льдами. Я был немного возбужден, возможно из-за раннего подъема и перевернувшихся вверх дном привычек, что всегда происходит при резкой смене широты. В Тикси, расположенном на 72-й параллели, в шести часовых поясах от Москвы и в восьми от Парижа, местные жители считают себя полярниками и, отрезанные от остальной части страны, зовут ее "континентом".
Все представления о времени, стало быть, перевернулись. Мы встали в 7 часов утра, но для меня, только что прибывшего из Москвы, был всего лишь 1 час ночи. Впервые за долгие месяцы можно было говорить об утре и вечере в обычном смысле слова, поскольку полярная ночь заканчивалась, а возродившееся солнце вставало на горизонте, сопровождаемое разгулом ослепительно ярких красок.
Но в феврале в 7 утра в Тикси еще совсем темно и тени-коротышки в этот час с трудом различаются среди нагромождения льдин и сугробов. Скрип снега под сапогами, подбитыми собачьим мехом, заглушается урчанием и постукиванием моторов гусеничных вездеходов, своего рода танков-амфибий, которые в Арктике заменяют собой "континентальные" "волги" и "москвичи".
Перед тем как выйти из гостиницы летчиков, чтобы позавтракать в столовой на другой стороне улицы, я натянул на себя все мое спецобмундирование, то есть надел на мою вельветовую куртку и габардиновые брюки еще одни меховые штаны, длинные шерстяные носки и кожаные сапоги, подбитые собачьим мехом и снабженные толстой рубчатой подошвой, свитер и канадку на овечьем меху и, наконец, меховую шапку с ушами. В это время на улице —40°. Достаточно пройти пять минут против ветра, как начинаешь ощущать, будто ноздри, скулы и переносицу жжет каленым железом. Чувствуешь себя не в своей тарелке и меньше от холода, чем от этой странной ночи, скрадывающей все привычные ориентиры — тротуары, фонари, ряды домов.
Перед гостиницей длинное одноэтажное строение, рядом с ним — грузовики с шинами втрое шире обычных. Двадцать мастодонтов уже полночи урчат на месте работающими на разных оборотах моторами, в то время как шоферы греются в домике, ожидая сигнала к отправлению. Белый туман от выхлопных газов окутывает машины, сквозь него светится кое-где глазом циклопа фара вездехода. Надо попривыкнуть, прежде чем дышать этим бедным кислородом воздухом, задерживающим любые испарения.
В столовой мы последние — летчики уже на аэродроме. Проглатываем обжигающий чай, оленью печенку с картофельным пюре, свежую булочку, и, поскольку мы в 600 километрах за Полярным кругом, не помешает и рюмочка армянского коньяка.
Багаж собран, и вездеход ждет нас у дверей. В последний момент, чтобы не связывать себя бесполезными в Арктике вещами, оставляю до возвращения в Тикси электробритву и городские туфли. Под урчание мотора нашего "танка" пересекаем аэродром, взбираясь на сугробы и ныряя в колеи, оставленные тракторами. Вездеход останавливается перед зданием аэровокзала. Отцепившись от поручней, за которые пришлось судорожно держаться всю дорогу, выползаю из кабины и, опершись на вездеход, отважно прыгаю в снег. В зале ожидания сидят несколько закутанных по глаза в оленьи парки якутов в унтах из оленьей шкуры. Рядом, выставив колючие подбородки и посасывая папиросы, дремлют русские. С плаката на них призывно и даже кокетливо смотрит бортпроводница, приглашая воспользоваться услугами Аэрофлота.
В окошечках маленьких киосков сотрудницы аэропорта так же приветливы и обязательны, как и в Москве, в 5 тысячах километров отсюда. Но небольшой инцидент все-таки происходит, причиной чему наш отъезд и… три мешка картофеля. Пилот самолета ЛИ-2 пользуется нашим путешествием, чтобы, доставив нас на остров Котельный, продлить маршрут до станции Жохово, находящейся на другом острове — Новой Сибири. Он повезет туда кочегара котельной, который уже четыре месяца временно работает в Тикси, дожидаясь рейса на Жохово. Кочегар взял с собой картошку, которую он любовно охраняет. Брать ли мешки на борт? Полностью ли сошло с обшивки самолета оледенение? Разгорается ожесточенный спор. В роли арбитра выступает командир эскадрильи Михаил Шляховой, который разом успокаивает страсти.