Сибирь. Эпопея века \\ Сибирский вызов

Мой нос заледенел, щеки горят, кожа на лбу задубела, усы и пробивающаяся борода в сосульках, цепляющихся за кашне. Ура, Арктика!

Запеленатый в пятнадцать килограммов специальной экипировки на собачьем меху, я все же чувствую, как начинает коробиться ткань и настораживающая прохлада охватывает ноги. Сигарета прилипает к губам, и из замерзшей газовой зажигалки нельзя высечь даже небольшого пламени. Ура, Арктика!

Пурга сыплет в лицо пригоршни жгучих иголок, проникая внутрь через толщу овчины. Я поворачиваюсь к ветру спиной и передвигаюсь, как и все остальные, пятками вперед. Только что приехал вездеход, видимый лишь с расстояния не более пяти метров — похуже, чем в полярную ночь. Ура, Арктика!

Отчаянно моргаю, пытаясь стряхнуть иней с век и ресниц, но зато вечером, когда пурга уляжется, я увижу — как это было вчера и как будет все последующие ночи — северное сияние — гигантское полотнище белого или зеленого света, раскинувшееся на все небо и трепетное, как уснувшая грудь, как прерывистое дыхание, как увиденное наяву чудо. Ура, Арктика!

Иногда, если позволяет погода, я останавливаюсь в центре поселка, посередине площадки, окруженной научными приборами фантастических очертаний, и любуюсь изумительным видом. Девять деревянных домиков образуют вокруг меня светящийся круг, прямо над головой в волнах северного сияния блистает Полярная звезда. На 500 километров к югу ни одной живой души, ни единого человека, ни одного самолета в обжигающем воздухе. Лишь Ледовитый океан, это чудовище, кряхтит и вздыхает в такт ленивым приливам и отливам, сжимает в гармошку льды и ощетинивается ломаными углами торосов. А на север, к полюсу — еще сотни километров голого, становящегося все толще и толще льда. И где-то там блуждает невидимый глазу огонек еще одной станции, оборудованной на льдине, медленно дрейфующей по воле ветров, подводных течений и вращения Земли.

Впрочем, не совсем так — в нескольких часах езды на оленьей упряжке от метеостанции есть еще живые души: в зимовье, освещенном керосиновой лампой, якут Костя с сыном Гришей готовятся к завтрашней охоте на голубых песцов, чьи белые тени вертятся вокруг капканов с наживкой из мяса моржа. А где-то на ледяном острове, покрытом тридцатисантиметровой коркой земли и песка и еле пробивающейся на этой почве жесткой травой, бродят обезумевшие стада диких северных оленей, преследуемые по пятам волками, чьи глаза неотступно следят за самым молодым животным с хрупкими, неопасными для хищников рогами.

Все девять домиков станции ярко освещены. В одном из них, прозванном "силовым", круглосуточно выстукивает свое "пум-пум" дизель, подзаряжая аккумуляторные батареи, дающие свет и энергию для лабораторий, электробритв и электрических утюгов. Но правила предусматривают часы, когда пользоваться бытовыми электроприборами запрещено, чтобы не создавать помех для передач воздушных радиозондов. Около "силового" домика механик Саша готовит вездеход к следующему рейсу на аэродром. За несколько часов до отъезда он зажигает паяльную лампу и засовывает ее куда-то под окружающую мотор стальную рубашку. Так он здесь при —40° разогревает свою машину. Затем Саша тщательно проверяет все узлы вездехода. Ведь малейшая поломка во льдах в условиях поднявшейся пурги несет с собой смертельную опасность, даже когда машина блокирована невдалеке от станции. В мастерской "силового" домика Аркадий, напарник Саши, ремонтирует головку блока цилиндров.

В маленьком, кирпичного цвета "шале" спит перед выходом на дежурство аэролог Галя. Соседняя комната служит кабинетом начальнику станции Василию Крылову. Он сейчас ведет крупную дискуссию с Костей — Константином Шибаковым, начальником радиометеорологического центра. Костя прилетел вместе с нами, воспользовавшись этим рейсом, чтобы решить ряд проблем. Речь идет о кадровых вопросах. Необходимо найти замену тем, кто уезжает в отпуск. Так случилось, что многие специалисты весной и летом разъедутся на несколько месяцев на континент — в отпуск — в Ленинград или в Крым, в Москву или на Кавказ.

Костя, белорус с римским профилем, здесь тоже на работе, ну а сейчас, воспользовавшись передышкой, он ищет пластинку в кипе граммофонных записей.