Сибирь и сибиряки. Тайны русских конкистадоров

Неизвестно, дали ли воеводе весла. Даже если нет, он наверняка остался в живых: было лето, в двухстах с лишним верстах ниже по течению стоял Енисейск, и уж воевода постарался бы привлечь внимание тамошних жителей, вопя во всю глотку: «Рятуйте, православные!» Как бы там ни было, больше он в Красноярск не вернулся, проявив благоразумие: прекрасно понимал, что жители приведут угрозу в действие. И в дальнейшем как-то выпал из писаной истории. Что интересно, Красноярск после этого пять лет прожил без всякого начальства, организовав самоуправление, – именно столько времени потребовалось, чтобы столица узнала о происшедшем, раскачалась и прислала нового воеводу. Сибирь, господа мои… Ни малейшей анархии за эти пять лет полного безвластия не наблюдалось – выборное самоуправление пользовалось авторитетом, порядок наладило, а у жителей хватало житейских забот, чтобы не ударяться в анархию. Кстати, с прибытием нового воеводы никаких репрессий не последовало – хотя в России бунтовщики, изгнавшие воеводу, получили бы по полной программе…

На Амуре, в Верхоленском остроге, тамошний воевода Обухов вообще расстался с жизнью. Правда, история довольно курьезная и в чем-то романтическая, не имевшая ничего общего с народным бунтом против воеводского произвола и лихоимства. Даже если таковые имели место (наверняка имели), история гораздо интереснее…

В Верхоленском остроге обитал Никифор Черниговский, в бумагах того времени именуемый «поляком» – однако, судя по имени и то ли фамилии, то ли прозвищу, родом явно с Украины. Во время очередной польско-русской войны воевал на польской стороне, попал в плен и был сослан на Амур, как тогда водилось (о чем подробнее попозже), в качестве вольного поселенца, записанного в служилые люди.

Никифор и воевода ухлестывали за некоей местной красоткой (не исключено, не русской, а из «ясашных инородцев», русских женщин тогда в Сибири было очень мало, так что часто русские не просто крутили романы с местными красавицами, но и женились на них самым законным образом (к слову, Семен Дежнев был женат дважды, и оба раза на принявших православие якутках).

Как часто в таких случаях бывает, ни один из соперников не соглашался добровольно отойти в сторону. В конце концов ухажеры взялись выяснять отношения на кулаках. Никифор явно был поздоровее и покрепче – дуэль кончилась тем, что он молодецким ударом отправил воеводу на тот свет.

И остался на свободе: попросту не было никого, кто имел бы законное право его повязать и посадить. Жители острога философски пожали плечами: дело житейское, ну вот так вот воеводе не свезло, никто его за шиворот не тащил, сам ввязался в драку… Однако Никифор понимал, что вечно так продолжаться не может: рано или поздно известие о случившемся доползет до Москвы, воевода как-никак лицо официальное, и то, что в «дуэли» он участвовал добровольно, вряд ли послужит смягчающим обстоятельством.

И потому, пораскинув мозгами, быстро отыскал выход. Собрал ватагу удальцов, отправился с ними еще дальше на восток, в места, русскими не освоенные совершенно, отыскал какие-то племена, в российском подданстве еще не состоявшие, собрал огромный ясак, поехал с ним в Москву, где чистосердечно во всем признался.

Расчет оказался верным. Поначалу царь Алексей Михайлович осерчал и собирался Никифора казнить. Но, будучи человеком умным, остыл и рассудил со здоровым цинизмом государственного деятеля: нового воеводу подыскать нетрудно, кандидатов набежит несметно, только свистни. А вот Никифор себя отлично проявил, приводя к присяге инородцев и собирая ясак, такие специалисты на дороге не валяются. В итоге Никифор получил не только полное прощение, но и был назначен воеводой в Албазинский острог на Амуре. Место это никак нельзя назвать теплым, собственно говоря, Албазина и не существовало – еще восемь лет назад его спалили нагрянувшие в немалом количестве части регулярной китайской армии. Китайцы сами были большие мастера собирать ясак с обитавших в тех местах племен и появлению неизвестно откуда взявшихся конкурентов отнюдь не обрадовались.

Никифор и в самом деле оказался, говоря современным языком, эффективным менеджером. Албазин он отстроил заново, привлек туда немало русских переселенцев, так что в тех местах появились не только деревни, но и православный монастырь. История эта прекрасно иллюстрирует и методы освоения Сибири, и отношение к воеводам…

Среди которых, к слову, встречались не одни только «заворуи», озабоченные лишь собственным карманом. Яков Хрипунов, долго прослужив воеводой в Енисейске, мог бы вернуться в Россию и жить там в достатке. Однако, выйдя в отставку, он поступил совершенно иначе: будучи искусным рудознатцем (где он это искусство постиг, осталось неизвестным), собрал отряд и отправился в Забайкалье – ходили разговоры, что там есть богатые месторождения серебра. Естественно, Хрипунов старался не для себя, а для державы. Назад он не вернулся и серебряных залежей не открыл – умер где-то неподалеку от устья реки Илим, в глуши, от могилы не осталось и следа…