Так и здесь. Жандармы столкнулись с разветвленной и могучей Системой – перед которой иногда отступал даже Николай I с его суровостью характера, энергией и решительностью. Коренным образом ситуацию не смогли переломить ни жандармы, ни наделенные немалыми полномочиями сенатские ревизии. Сибирские чиновники, как их «братья по классу» в России, успешно и с фантазией отбивали атаки. На скамью подсудимых отправлялись лишь мелкие лихоимцы, из тех, кому особенно не свезло, – а персоны повыше, в первую очередь губернаторы, по-прежнему отделывались отставкой… Все: и русские, и «инородцы» – кряхтели, но платили. В бурятском языке даже появились специальные термины для обозначения разных видов взятки: побор в тысячу рублей назывался в переводе на русский «одно целое число», в сотню – «большая бумага». А сама взятка в соответствии со старыми традициями называлась совершенно по-русски: «иделга», то есть… «кормление».
Ну а поскольку человеческая натура, повторюсь, везде одинакова, свою долю неправедных доходов урывала и «инородческая» знать. Это и в самом деле была знать, сохранившая свои прежние титулы, порой наследственные, обладавшая немалой властью над соплеменниками и немалыми привилегиями от властей – вплоть до получения личного дворянства…
В рассказе о сибирской специфике никак нельзя обойти стороной «женский вопрос», всегда и везде имевший большое значение, поскольку нормальный мужик, к какой бы нации и религии он ни принадлежал, без женщины долго прожить как-то не способен. И имеется в виду вовсе не «шатанье по девкам» – большинство тех самых нормальных мужиков (пусть порой и погуливавших при возможности) все же стремится обзавестись законной женой и детьми. Особенно это касается крестьян, опять-таки любой нации и религии. Крестьянское хозяйство просто-напросто не в состоянии полноценно вести холостяк, или, как выражались русские, «бобыль». Жизненно необходимы и спутница жизни, взявшая бы на себя домашние заботы, и дети, особенно сыновья, – подмога и опора.
С русскими невестами долгое время было сложно, то есть порой – никак. А потому русские очень часто вступали в законный брак с девушками из местных, среди которых попадалось и немало настоящих красоток (что автор, прожив всю жизнь в Сибири, смело может подтвердить личными наблюдениями). Нужно было лишь соблюсти одно непременное условие: девушка должна перейти в православие. Переходили часто, без всякого сопротивления. Женщинам в любой точке земного шара, во все времена гораздо больше, чем мужчинам, был присущ житейский прагматизм. Если появляется возможность опереться на крепкое и надежное мужское плечо, женщина особенно религией не заморачивается: какая разница – идолу поклоняться или в церковь ходить? Главное, жизнь устроилась.
И здесь поведение русских в Сибири как две капли воды напоминает нравы осевших в американских колониях испанцев и португальцев. Это английские поселенцы в Северной Америке, только себя и признававшие настоящими людьми, ограничивались тем, что путались с краснокожими девицами легкого поведения (каковые очень быстро появились в немалом количестве). Серьезные романы белых с индейскими красавицами можно пересчитать по пальцам, а уж о законных браках и вовсе не слышно было.
У испанцев все обстояло совершенно иначе. Они, в том числе и благородные дворяне-идальго, часто законным образом вступали в брак с индианками, особенно если те принадлежали к индейской знати. Конечно, и здесь невеста обязана была принимать крещение. Знаменитый в Новой Испании книжник, летописец и поэт начала XVII века Гарсиласо де ла Вега – как раз сын испанского дворянина и крещеной индианки из знатного рода. Другие примеры слишком многочисленны, чтобы их приводить.
Совершеннейшее сходство – и в отношении к местному населению вообще. Английские протестанты с самого начала считали индейцев не людьми, а этакими животными, по чистому недоразумению населявшими плодородные земли, которыми пристало владеть лишь белому человеку. О чем откровенно говорили и писали порой толстые книги. О политкорректности и толерантности они в те времена слыхом не слыхивали – а каким-то чудом услышав, долго хохотали бы, скорбно качая головами в адрес высказавшего такие идеи собеседника – ну конечно же, скорбного умом.
Русские, как уже говорилось, к «инородцам» относились совершенно иначе. Местная знать сохраняла титулы и привилегии, даже и оставаясь при вере предков, – и даже получала дворянство. Порой заходило вовсе уж далеко: не русские ассимилировали местных, а сами порой из-за малочисленности растворялись среди местных, как сахар в горячем чае. Такое отмечено на Камчатке и в Якутии. А уж считать местных «животными» русским и в голову бы не пришло.