Сибирь и сибиряки. Тайны русских конкистадоров

Примечательный эпизод имеется в классическом романе Шишкова «Угрюм-река». Два богатых сибирских предпринимателя решили поженить детей. Отец жениха преподнес невесте на свадьбу довольно дорогой подарок: красивые серьги драгоценной работы с крупными бриллиантами. Ничего не подозревавшая девушка в них на свадьбе и появилась. Ее отец, впервые увидевший подарок, пришел в ярость и устроил жуткий скандал. Кричал, что такие серьги – одни-единственные, штучной работы – принадлежали когда-то его матери, вместе с его отцом убитой разбойниками на лесной дороге. Кричал, что о дедушке жениха еще в старые времена кружили темные слухи, связывавшие его имя и с разбоями на дорогах, и с убийством родителей купца. Вот только доказательств так никогда и не нашлось…

Отец жениха некоторое время пребывал в нешуточной растерянности: серьги он и в самом деле взял из жестяного сундучка, откопанного там, где показал умирающий отец (покаявшийся при этом и в разбоях, и в душегубствах). Много драгоценностей было в том сундучке…

Вячеслав Шишков много лет проработал в Сибири инженером-геодезистом, многие свои книги написал и по собственным впечатлениям, и по рассказам достойных доверия старожилов. История самая что ни на есть реальная, приключилась во времена Александра III, все фамилии сегодня прекрасно известны. Правда, писатель как человек творческий чуточку реальность изменил. У Шишкова всю вину берет на себя бывший каторжник Ибрагим-оглы. В жизни случилось несколько иначе: гости на свадьбе, люди тертые, повидавшие жизнь и ее сложности, разъяренного купца кое-как успокоили, напоили до полусмерти, а потом очень убедительно объяснили, что отец жениха эти серьги просто-напросто, ничего не ведая, купил у кого-то стороннего, которого давно и след простыл. Неизвестно, поверил ли купец полностью – но времени прошло слишком много, свидетелей и улик не имелось, так что пришлось отступиться…

Вот в таких условиях и выковывался пресловутый «сибирский характер», явление сложное и многоплановое. Очень многим он от российского отличался существенно. Например, отношением к религии. Ряд путешественников отмечали, что религиозность сибиряков гораздо ниже российской, что церквушки в деревнях довольно убогие, едва ли не запущенные. Насчет причин не нужно долго ломать голову. Во-первых, в Сибири жило много враждебно настроенных к Русской православной церкви старообрядцев – одни сами бежали за Урал, других ссылали власти, и в немалых количествах (после раздела Польши около десяти тысяч старообрядцев, живших в отошедших к России польских областях, были переселены на Алтай и в Забайкалье). Во-вторых, играло свою роль и то, что долгое время немногочисленные русские жили в окружении (и тесном общении) многочисленных «инородцев» – язычников. Часто по присущему русскому человеку любопытству интересуясь их верованиями. В свое время у сибиряков в большой моде было гадание у шаманов (занятие, мягко скажем, с православием не вполне согласующееся). К ним в чумы ездили, как сейчас ходят ко всевозможным экстрасенсам – по неписаному обычаю при этом полагалось снять крест.

В условиях, когда, пожалуй, половину населения составляли каторжники и ссыльные, отношение к ним, как бы это выразиться, несколько отличалось от того, что наблюдалось в европейских губерниях России. Конечно, тех, кто пытался воровать, грабить, а то и убивать в селах, старожилы убивали на месте, не тревожа власти такими «пустяками». Конечно, старожилы с пришлыми роднились неохотно. Но в то же время отношение старожилов к тем, кто перед ними ничем не провинился, сплошь и рядом было самое благожелательное. К направлявшимся на каторгу под вооруженным конвоем этапам выходили жители близлежащих сел и подавали «несчастненьким» еду, одежду, деньги. Были случаи, когда беглых каторжников прятали, и отнюдь не из страха – как «пострадавших от власти», а власть для сибиряков считалась если и не супостатом, то чем-то близким к таковому.

Еще декабрист Басаргин писал: «Сибирь принимала всех без разбора, когда ссыльный вступал в ее границы, его не спрашивали, за что и почему он подвергся каре законов». Его современник Степанов замечал о сибирских крестьянах: «Главные добродетели их – гостеприимство и сострадание, они и ссыльных называют не иначе как несчастными и готовы помогать бедным, бесприютным». Знаменитый немецкий ученый А. Брем, путешествовавший по Сибири в 1870 году, быстро обнаружил, что здесь принята своя, измененная система взглядов на ссыльных, «которая заключается в отсутствии оскорбительных попреков преступлениями и пренебрежения к ссыльному» – что не так уж редко ведет к исправлению. И жалел, что у него на родине обстоит как раз наоборот – однажды оступившийся человек подвергается такой «прессовке» со стороны общества, что ни о каком исправлении и речи быть не может…

В общем, жизнь в Сибири не была ни идиллией, ни адом кромешным. Просто-напросто другой уклад жизни, со своими нравами, обычаями и установлениями.