Тут уж всё стало ясно… Высокопробное золото – металл мягкий. Даже если один человек просто-напросто передаст монету другому, она потеряет в весе, ну, конечно, ненамного, какие-то крохотные доли миллиграмма, что можно определить лишь с помощью суперточных весов. Однако, как давно подсчитали специалисты, во времена, когда в обращении были золотые монеты, общий ежегодный итог таких вот неизбежных потерь составлял, если взять весь мир, многие килограммы. Эту вот невидимую глазом «монетную пыль» и собирал хитрый кассир. Слиточек получался небольшой, но это было халявное золото, и продолжалась забава не одну неделю…
Кассира, не поднимая шума, вежливо вытолкали «по собственному желанию» – какое бы то ни было обвинение предъявить ему было решительно невозможно…
Второй случай произошел в США уже в начале XX века. Как-то в одном городке решили снести обветшавшую церквушку и построить на ее месте новую, попригляднее. Едва об этом стало известно, к руководству церковной общины пришел приличный и уважаемый горожанин и предложил продать ему церковную крышу за весьма солидную по тем временам сумму в 8 тысяч долларов. Кровельное железо ему понадобилось, знаете ли, он строиться хочет…
Церковники крышу продали моментально, не задавая лишних вопросов, – приличные деньги сами плыли в руки. За головы они схватились уже потом, когда продолжение этой истории не удалось удержать в тайне…
Церковь стояла рядом с предприятием, где рассыпное золото плавили в слитки. Лет тридцать та самая «монетная пыль», микроскопические частицы золота в прямом смысле слова вылетали в трубу. Изрядная их часть оседала где попало, отчего не было ни вреда, ни пользы, а часть оседала отнюдь не где попало – на церковной крыше. За эти годы ее накопилось столько, что заплаченные за крышу денежки казались сущим пустяком. Хитрован, расплавив железо, извлек из расплава чистейшее золото. Церковникам оставалось лишь скрипеть зубами и проклинать свою несообразительность. Не было ни малейших юридических оснований опротестовать совершенно законную сделку…
К чему это я? А сейчас… На золотых рудниках и приисках повсеместно существовал интересный обычай: раз в два-три года (обязательно нерегулярно, совершенно неожиданно) в одно прекрасное утро в контору врывались доверенные лица хозяина. Всех служащих быстренько выставляли на улицу, выносили документацию, а здание поджигали вместе с мебелью. Жгли старательно, чтобы осталась лишь громадная куча пепла – который потом столь же старательно и долго просеивали через решета.
Ага, вот именно… Человеческая натура далека от совершенства, а уж когда речь идет о золоте, причем неважно, где происходит дело, в России или в заграницах…
Рабочие частенько имели возможность заныкать щепотку-другую золота, скатать его в крохотный комочек и спрятать на себе где удастся, в меру изобретательности. После работы их обыскивали, конечно, но поверхностно и наспех, так что попадались единицы. Если проделывать это регулярно… Курочка по зернышку клюет. В особенно выгодном положении оказались женщины, которых среди рабочих было немало, – им в силу некоторых анатомических с мужчинами различий прятать заныканное было гораздо проще – настолько старательно их не обыскивали. Вы правильно поняли, ага…
Ворованное золотишко украдкой скупали служащие и хранили в тайниках как раз в конторе – дома было слишком опасно, могли устроить обыск (и устраивали), под суд мало кто попадал за недостатком улик, но со службы вылетал моментально с «волчьим билетом». Конечно, в промежутках между поджогами немало золота успевало утечь на сторону, но всякий раз в пепле обнаруживалось немало оплавленных кусочков драгоценного металла. Ну а затраты на постройку новой конторы были мизерными – леса вокруг полным-полно, плотников хватает, достаточно нескольких дней – не Эрмитаж, чай, строили…
Перевозка золота с рудников и приисков одно время напоминала эпизоды из приключенческих романов – и не худших.
Осуществляли ее казаки местного войска, нанимавшиеся золотопромышленниками по соглашению с войсковым атаманом. Состав «спецгруппы» был определен заранее. Совершенно неожиданно трех-четырех из них вызывал местный казачий начальник, офицер или урядник (казачий унтер). Как люди, состоящие на службе, они являлись по любому вызову «конно и оружно», как говаривали в Средневековье. Начальник совершенно буднично говорил:
– Однако, ребята, пора…
Всё! Моментально приходил в действие отлаженный механизм. Казаки теперь не имели права ни заехать домой, ни разговаривать с кем бы то ни было посторонним, отговариваясь срочными делами. Ехали прямиком на самую натуральную «явку»: в ничем не примечательный дом обычного здешнего жителя. Там их уже ожидала пара-тройка повозок с ямщиками (или, по зимнему времени, саней). Повозки или сани казались пустыми – но где-то в задке, под всякими тряпками и тому подобным хламом лежала опечатанная казенными орлеными печатями сумка с парой-тройкой пудов золота…