Сибирь: счастье за горами

К этому времени относится рождение легенды об «Иргенских мучениках». Обозленный неудачами, Пашков, страдавший, как можно догадаться, припадками неконтролируемого гнева и превращавшийся в «антихристова послушника», приказал четверым своим людям, в наказание за повинность, заготовить сорок бочек «карасёвых язычков», а когда те не выполнили распоряжение – казнил всех четверых. Очень сомнительно, что воевода-душегуб, нуждаясь в элементарной пище, пожелал отведать каких-то «язычков», или это была фигура речи вроде «принеси то, не знаю что», или яркую подробность присочинил автор легенды (не Аввакум), – тут интересно другое, что Пашков убил четверых боеспособных воинов, в то время как его отряд стремительно вымирал от истощения и каждый человек был на счету.

Есть версия, что Иргенские мученики были убиты за приверженность к старой вере. Но в этом случае официальная церковь не смогла бы их канонизировать, так что тут вопросов больше, чем ответов.

Из-за недостатка древесины их похоронили не в гробах, а в колодах, положив по два мертвеца в каждую. Позднее эти колоды были найдены, на обратной стороне одной из них сохранился отпечаток лицевых костей, это сочли за признак нетленности, и четверо неправедно убиенных превратились в местночтимых святых.

Аввакуму же доставалось от Пашкова на протяжении всего похода: начальник то бил Аввакума, то издевался, то морил голодом, то сажал на цепь. Но своего не добился: протопоп ругнёй ругал воеводу при каждом удобном случае, да еще на глазах у всех прочих; сейчас это назвали бы грубым нарушением субординации и воинской дисциплины. Так или иначе, подводя итоги своего забайкальского хождения по мукам, Аввакум напишет про Пашкова: «То ли он меня мучил, то ли я ево».

Но все кончается когда-нибудь. В мае 1662 года в Иргенский острог приехал сменщик Пашкова, боярский сын Толбузин. Он заступил на должность воеводы и принял командование остатками отряда и тремя острогами: Иргенским, Нерчинским, Телембинским. Пашков засобирался в Москву.

Во всех трех крепостях к моменту приезда Толбузина находились под ружьем 75 казаков. Прочие – около 400 человек – погибли в боях с местным населением либо от голода. Таков был итог шестилетнего похода, неудачного.

Судьба воеводы Пашкова сложилась печально. По возвращении в Москву Аввакум на некоторое время возвысился, Пашков же, наоборот, был отставлен от службы. Однако отчитался в Сибирском приказе о своем походе, и на основании его рассказов о голоде дьяки решили выписать из казны крупную сумму для покупки хлеба и отправки его казакам в Даурию. Аввакум же ничего не забыл и подал царю челобитную с описанием преступлений воеводы.

Вражда Аввакума и Пашкова закончилась вот как: Пашков пожелал уйти в монастырь и попросил именно Аввакума совершить над ним чин пострижения, что Аввакум и проделал, в Чудовом монастыре, в Москве, простив мучителю все его злодеяния.

Вскоре Афанасия Пашкова разбил паралич, и он скончался в 1664 году.

Но род Пашковых, между прочим, расцвел, и его следы уцелели до сих пор. Сын Пашкова Еремей дослужился до места киевского воеводы. Внучка Афанасия Пашкова вышла замуж за учителя Петра Первого, думного дьяка Никиту Зотова (причем Зотову к моменту женитьбы было семьдесят лет). Каменный дом Зотова стоит до сих пор на Кремлевской набережной у самого начала Большого Каменного моста. Правнук же Афанасия Пашкова Егор Пашков стал денщиком государя Петра Алексеевича и губернатором Астрахани, а сын этого Егора, Петр, построил знаменитый дом Пашкова.

Путешествие Аввакума из Москвы в Даурию и обратно заняло десять лет.

Покрытое расстояние, сначала – пешком или на конных повозках, затем – по извилистым сибирским рекам, сам Аввакум определяет в 20 тысяч верст (более 21 тысячи километров); для справки, Христофор Колумб, открыв Америку и вернувшись домой в Лиссабон, преодолел существенно меньшую дистанцию.

В Сибирь Аввакум еще вернется – но только не в восточную, а в северную, за полярный круг, в Пустозерск близ Нарьян-Мара, уже не священнослужителем, а расстриженным, проклятым и битым кнутом преступником, просидит в земляной яме четырнадцать лет, напишет множество сочинений, переживет и воеводу Пашкова, и царя Алексея Михайловича и будет заживо сожжен в апреле 1682 года.

Вот так «чюдно» (как писал бы сам Аввакум) вышло. Одно из первых светских сочинений русской литературы посвящено Сибири да и написано, как минимум частично, там же: это травелог, то есть описание путешествия, военно-разведывательного похода. И Сибирь, Забайкальский край в описаниях автора – земля девственная, дикая, опасная, населенная «немирными» людьми. При этом Байкал описывается как место изобильное, а Даурия, наоборот, названа «смертноносной».

4

Тут рядом со мной на берегу появился писатель Сенчин. Он тоже, как и я, выступал в Иркутске на фестивале и приехал на Байкал в том же автобусе. В отличие от меня, московского хлыща, Сенчин был коренной сибиряк, широко известный своим угрюмством.

– К Вампилову пришел? – спросил Сенчин.

– Нет, к Аввакуму, – ответил я. – А что, Вампилов тоже тут бывал?