Внизу лежала особенно темная в такой пасмурный день, как сегодня, речная вода. Енисей здесь был еще не особо широкий, но все равно похожий на реликтовое чудовище – пока, к счастью, сонное и неповоротливое. Мидгардский змей под транквилизаторами.
На другом берегу фаланги желтых, желто-серых, желто-оранжевых лиственных пытались взять в окружение боевые порядки сосен. Прижимались к ним все злее, но те разрывали кольцо, выскакивали по одному и целыми отрядами, завязывали ближний бой.
Яр прислонился к выжившему в большой чистке дереву и некоторое время смотрел на осень. Надо же, где догнала. Он в детстве любил это состояние года – за кучи листьев, в которые можно было прыгать с дерева или там с забора, проваливаясь в мокрую желтизну и хруст. За пузыри на речке Байкал (переселенцы пошутили с названием). За вечерний полумрак, из которого фонари выхватывают падающие листья. Да мало ли за что. А потом – как отрезало. Осень стала желто-серым убийцей. Маньяком, от которого не спрячешься – как ни баррикадируйся, но каждый раз кажется, что, может, хоть теперь…
– Нас там ждут, – сказал Фиолетовый.
Ну да, согласился Яр, ну да.
Вниз-вниз-вниз – черт, полные ботинки этой дряни – стоп-вправо-вправо – сквозь водительскую в теплый салон.
Он снова вышел из машины уже на середине тоннеля. Здесь вообще ничего не изменилось с того момента, как он тут бывал восемь, что ли, нет, семь лет назад. Тогда случилась иностранная делегация: американцы, корейцы, некий хрен из Швейцарии. Интересно им, смотри-ка.
Так вот, даже сырые пятна на бетоне, даже москитная сетка трещин на стенах, не говоря уже о плесневых нотах погребного запаха, были те же самые. Мавзолей Ленина. Место, которое окуклилось во временной петле.
Фиолетовый тоже вышел из машины и, задрав башку, с любовью разглядывал ручейки воды, окропляющие святую мощь постройки.
– Поразительно, конечно, – помимо воли произнес Яр, разглядывая совершенно пустую бетонную улицу.
– Именно, – поддакнул фиолетовый экскурсовод, – какая сила, а?! Сейчас бы такое не смогли. Нет! Ни за что бы не смогли!
– Зэков с Норильлага брали?
– Ну какие зэки?! Вы хоть не повторяйте этих баек, – внезапно взвился Фиолетовый. – Никаких заключенных на стройке не было! Вы что! Это же сложнейшее сооружение, кто бы их сюда пустил?
– А кто пустил заключенных строить этот закрытый город? – прищурился Яр.
– Ну вы не сравнивайте!
Яр подошел потрогать настенный светильник. Как они их запаивают, чтобы влага не проникала?
– Вы же понимаете, что 50-е и 60-е – это огромная разница, – неслось ему вслед.
– Я понимаю, что для голубых сыров здесь климат хороший, а вот для туристов так себе, – отозвался Яр, шлепая ботинками по маленькой луже на полу – почти как в детстве. – Надо уж или убрать эту сопливую тоску, или, наоборот, расколошматить так, чтобы был полный «Сталкер». Иначе никто не поедет.
– Кто должен поехать? – поразился подскочивший справа Фиолетовый, глаза которого даже вылезли за периметр очков.
– Люди, Федор, люди с пониженной социальной ответственностью. Зеваки.
– Мне говорили, вы хотите возить с внешней стороны молоко…
– Хочу, – подтвердил Яр, – сейчас посмотрим, что там с дорогой, но хочу. И огурцы-помидоры тоже, там же ферма есть, которая комбинат раньше снабжала?
– Давно брошенная, – Фиолетовый скривился, будто ему в нос ткнули грязным носком. – А какие тогда туристы?
– Если брать это историческое недоразумение, то я хочу все сразу, – пояснил Яр. – Мне сказали: Яр Михайлович, можешь забрать у нас старую развалину, которая жрет деньги и с которой сломали голову что делать? Я говорю: можно попробовать. А чтобы пробовать, нужно придумать формат. Для начала можно и перевозки. Но вообще тут нужен аттракцион. Типа «Постучать со дна»: первородная грязь, хлябь и советский апокалипсис.
– Это никакое не недоразумение.
– Или вот лыжную трассу…
– Не думаю, что вам разрешат, – строго сказал Фиолетовый, – это можно посчитать даже глумлением.
– Над бетонной трубой? – оскалился Яр. – Интересное соображение.
– Над прежними завоеваниями.
– Слушайте, Федор, это все страшно интересно, но или здесь будет лыжня апокалипсиса, или вам придется идти завоевывать в другое место.
– Слушайте, – повторил Фиолетовый, который в отсутствие начальства распрямился, стряхнул суетливость и теперь в своем строгом сером костюме (спрятанном под кислотным дождевиком) походил не на экспериментальное насекомое, а скорее на барона в изгнании. – Все имели возможность на него полюбоваться?
– Да на что там, Федор, любоваться…
– Жук какой, глаза так и бегают.
– Всех продаст.
– Он очень много себе позволяет, – поделился Фиолетовый, размешивая сахар в большой чайной кружке, – прожектами хвастался. Ну ладно молоко возить, но он-то говорит – туристов, лыжня…
– Да-да, – зло оскалилась бывшая «дубачка» Жарова, – додуматься!
– Кто же ему отдаст, – снисходительно улыбнулся заведующий Летягин, – это ж режимный объект!
– Вы, Сергей Сергеевич, будто в отдельном мире живете. Комбинат-то хочет нас отдать!