Сибирская эпопея

А что же Салманов? За сотни километров от места открытия неуемный инженер продолжал свою кипучую деятельность. Ему предложили присоединиться к первооткрывателям, но он упорно стоял на своем: месторождения большой нефти, «слоны» сибирских недр дремлют у него под ногами, и чтобы их разбудить, достаточно «пощекотать» в правильном месте пласты, укрытые на глубине 2 км под земной поверхностью. Конкретно в тот период Салманов был занят поиском месторождения в месте слияния рек Мегион и Обь. 21 марта 1961 года, в день Новруз-байрама – новогоднего праздника тюрко-иранских народов, пришла его очередь праздновать победу. Еще до того, как бурение достигло запланированной глубины, из-под земли неожиданно вырвался мощный фонтан нефти. Все участники события вспоминают торжественный момент в одних и тех же выражениях: буровики и геологи обнимаются, обмазывают себе лица тягучей жидкостью, которая для них ценнее любых духов, кричат «ура» посреди тайги. «Нами овладела гордость и радость, и, не выдержав, некоторые геологи плакали от счастья», – вспоминал Салманов.⁵⁰ Один из бурильщиков вбежал под струю черного фонтана с криком: «Вторую Татарию открыли!» Глядя на впечатляющий приток нефти, начальник партии крикнул ему, чтобы перекрыть рев скважины: «Какая Татария? В двадцать раз больше!»⁵¹ Это был не просто успех, а настоящий реванш за все долгие годы напрасных поисков. Это было еще и торжество природы над оппонентами нефтяников. С присущим ему темпераментом азербайджанец не упустил случая подчеркнуть это в телеграмме высокому московскому начальству, отправленной сразу после открытия: «В Мегионе получен фонтан нефти дебитом 200 тонн. Вам это ясно? Приветом, Салманов».⁵²

Таким тоном с Москвой разговаривать не принято. Когда непокорного геолога и его непосредственного начальника Юрия Эрвье вызвали в Кремль с отчетом об открытии, они совсем не ожидали того приема, который оказал им Никита Хрущёв. В приемной генерального секретаря ЦК КПСС двое мужчин взволнованно поправляют галстуки. Они совершили прорыв в развитии Сибири и готовятся к похвалам и поздравлениям. Салманов вспоминает, как Хрущёв его горячо обнял. После этого они ожидали заслуженных поздравлений в адрес всех тех, кто участвовал в этом великом свершении. Но вместо поздравлений генеральный секретарь принялся яростно отчитывать обоих, а особенно Юрия Эрвье, полагая, что тот скрывал от него эти гигантские запасы энергоносителей. Как рассказывает Салманов, Хрущёв принялся кричать на Эрвье: «А ты куда смотришь, почему не видишь, что у тебя под носом творится? Сегодня проморгали нефть, а завтра всю страну проспим?» Он оставил их стоять в дверях, а сам вернулся по ковровой дорожке к своему массивному столу. Они медленно проследовали за ним, как заколдованные, и остановились на почтительном расстоянии, глядя, как он усаживался в кресло.⁵³ Сибиряки были подавлены. Генеральный секретарь обвинил их в сокрытии поисковых работ, которые проводились в Сибири, в недооценке возможных результатов и их значения для всей страны. Это немыслимо. Но, когда прошел первый шок, они догадались, чем объяснялась такая реакция их могущественного собеседника: возможно, Хрущёв просто не читал тех бесчисленных отчетов, которые все эти годы отправляли ему нефтяники и геологи? Весной 1961 года Хрущёв был полностью поглощен другим событием, от которого во многом зависел его личный престиж: первым полетом человека в космос, всего за несколько недель до этого совершенным Гагариным. Геологи понимали, что, возможно, только сейчас, готовясь к этому разговору, генеральный секретарь осознал, какое важное открытие они совершили. Понял ли он вообще значение этого события для Сибири и всего Советского Союза? Его вспышка гнева наводит на мысль о человеке, который чуть не упустил поезд Истории и пытался возложить вину на машинистов. А если посмотреть глубже, это может быть признание собственной ошибки: он никогда не верил в наличие нефти и газа в Сибири, и его гости словно стали живым упреком его упрямству.