Дед Степан уставился на него, не понимая, что в этом такого, чтобы не догадаться: «Ты же охотником хошь быть – соображай. В тайге самому думать надо. Батьки рядом не будет».
Мишка, смутившись, покраснел.
– Хватит, мужики, пора отдыхать! – перебила их мать, заметив, что они совсем уже доконали мальчонку.
Мужики подчинились ей. Постанывая от ломоты в костях, залезли в шалаш.
Еще некоторое время, догорая, потрескивал рядом с шалашом костер. Вскоре он потух, и у стана все стихло.
Трофиму не спалось. От усталости, докучливых мыслей о хозяйстве и корове, с которой он уже досыта намаялся.
Все началось с того, что жена надумала завести другую корову. Старую они продали и купили молодую. А та оказалась с норовом. Вечером, когда пригоняли стадо, она не спешила домой. Общипывая траву подле тротуаров, бродила по улицам их большого села и не хотела признавать хозяйского двора. Да к тому же часто отбивалась в тайге от стада и пропадала на несколько дней. Ее приходилось искать, лазить по чащобе, отмеривая при этом десятки верст. В его годы это было нелегко. И он ругался с женой, грозился продать корову.
В последний раз их корова пропала на целую неделю, да еще с теленком. Поиски ничего не дали.
Но тут по сельскому радио передали, что к буровикам в тайге прибилась белая с черными пятнами корова с годовалым теленком. Пыреевы обрадовались. Это была их парочка. И Трофим с утречка убежал в тайгу.
Ночью прошел дождь. Солнце не успело еще просушить листья, траву и глину на крутых спусках тропы. Напоминали о нем и терпкий запах умытой тайги, и суетливый гомон ее пернатых обитателей.
Тропа все время бежала по берегу каменистой речушки с чистой прохладной водой. Изредка она ныряла в темноту таежных зарослей. Это все, что осталось от дороги, некогда наезженной телегами и верховыми, колея которой еще угадывалась, заросшая папоротником и крапивой.
Когда-то сюда, в верховья сейчас уже обмелевшей речушки, местные жители поднимались за лесом для постройки домов. Охотники ставили здесь петли на зайцев и рябчиков. Порой слышались умноженные эхом далекие раскатистые выстрелы. А в одном из логов, на невысоком берегу ручья, стояла пасека. В войну сюда провели узкоколейку. И по ней вывозили дрова. Потом появился уголь, дорога захирела и заросла травой…
По тайге Трофим ходил быстро и легко. Однако с возрастом эта легкость стала исчезать. Он любил тайгу. Отдыхал душой, оставаясь с ней наедине. И всегда чутко прислушивался к ее низкому голосу, настраивающему на неторопливый ход мыслей…
Стук мотора на буровой он услышал около полудня. Подошел к геологам. Возле треногой вышки суетились молодые бородатые парни.
– Здорово, отец! – крикнул один из них, по виду старший. – Ты что – заблудился?
– Да нет. Места знакомые. Корову с теленком не видели? Похоже, моя – бездомная!
– Здесь она, отец! В Медвежьем логу. Это недалеко. Топай по ручью, километра через полтора налево пойдет лог. Ищи там. Со вчерашнего далеко уйти не могли. Ищи, отец! Счастливо! На обратном пути заглядывай! Чайком угостим! Вон там стоим! – показал он на палатки у речушки. – А сейчас, извини, некогда!
Трофим нашел корову, когда в тайге уже стоял душный полдень. Накинув ей на рога веревку, он в сердцах огрел ее концом этой же веревки, выругался, облегчив накопившееся на душе. Затем привязал ее в тени и спустился к ручью – отдохнуть и переждать жару.
Домой он вернулся разбитым.
– Ну все, мать, продаем! Чтобы духу ее не было! – зло начал он, загоняя корову во двор. – На что она такая?! По тайге за ней день-деньской таскаться! Не-ет, с меня хватит!
– А чем внученьку поить будешь? – вытянула жена свой главный козырь, почувствовав, что назревает критическая минута в борьбе за корову. – Где молоко-то возьмешь? В магазине, что ли? Там оно когда бывает-то? Да и не сравнишь его с нашим-то! Аль у соседей покупать будешь?
– Хотя бы и так! – уже не столь напористо ответил Трофим.
Внучка была их слабостью. И как ей не быть-то, если она у них была единственная. К тому же на полном их попечении.
Эти мысли утомили Трофима. И он, пытаясь вспомнить еще что-то, казалось, важное, погрузился в крепкий, здоровый сон сильно уставшего человека.
Мишка переправился на лодке через протоку, прошел двором деда Степана и собрался было выйти на улицу, как тут из окна выглянула бабка Катерина.
– Ты куда пошел, Миша? – крикнула она.
– За конем – отец послал!
– Как там Степан?
– Седня метать начнут.
– А-а! Ну да ладно.
– Я пошел, баба Катя! Мне скорей надо.
– Иди, иди…
Мишка вышел на улицу и направился в сторону курьи, обходя коров, которых из тайги выгнал овод. И они, стоя в тени домов, лениво обмахивались хвостами.
Слева от улуса, между сопками, темнел широкий лог, куда Яшка не советовал выпускать коров. Внизу одной из сопок был виден большой отвал пустой породы с ржавыми покореженными рельсами, выползающими из мрачной сырой штольни. Там местные жители когда-то вручную добывали уголек для своих нужд. Потом, забросив дело, вход в штольню забили досками, чтобы туда не лазили мальчишки. Да и ненароком не забрела скотина, спасаясь летом от жары.