Сибирские перекрестки

Для Кирилла эта смерть деда была внезапной. Она ломала что-то устоявшееся, вносила какие-то неудобства. Нужно было куда-то ехать, что-то делать. И в первый момент от мысли, что надо ехать и хоронить родственника, которого он ни разу не видел и о котором почти никогда не вспоминал, Кириллу стало как-то не по себе. Однако он понимал, что ехать надо, так как это был родственник. Не поехать на похороны он не мог еще и по иной причине: знал своих родственников, знал, что будут попрекать этим. И в то же время ему ужасно хотелось посмотреть на деда, хотя бы уже на мертвого, так как это была последняя возможность. К живому деду он не собрался бы, не поехал, нашел бы какую-нибудь причину. Сейчас же все сошлось вместе – дед, смерть, родственники. К тому же смерть деда волновала, наверное, как и любая смерть. Это было для него ново и, пожалуй, даже не столько волновала, как внесла в его жизнь какую-то тревогу. Он почувствовал впервые неуютность жизни, не понимая, от чего это, однако ясно отдавая себе отчет, что только не от смерти деда. Просто смерть деда что-то сдвинула в душе у него, что-то застоявшееся, как будто открылся старый, заржавевший замок – со скрипом, со скрежетом, но открылся и что-то выпустил наружу. И это что-то беспокоило, показало сторону жизни, о которой он никогда задумывался, но она существовала сама по себе и теперь напомнила о себе.

Кирилл знал, что поедет туда – в село, где умер дед. Но, даже зная это точно, все равно колебался – ехать или не ехать. К тому было много причин.

Отец Кирилла рано покинул родное село – перебрался сначала в рабочий поселок, затем в небольшой городишко, где осел надолго, а теперь, по-видимому, навсегда. Жил он с семьей не богато, а если говорить точнее – бедно. Достатка никогда не было, приходилось экономить, считать каждую копейку, из-за этого дома постоянно были разговоры о деньгах, что и кому купить, или же не мешало бы подкопить деньжат, чтобы купить велосипед, ездить на покос или рыбалку. А еще лучше – мотоцикл, но на него нужны большие деньги. А где их взять? Если копить, то на это сколько времени-то уйдет! Жизнь в доме замыкалась на хозяйство, покупку чего-то, что нужно было, но которое в то же время «кусалось» – было не по карману.

Школу Кирилл окончил ни плохо и ни хорошо – так, средне. Однако сразу же поступил в институт. Отец обрадовался: Кирилл был первым в их роду, который пошел не по рабочей или крестьянской тропе, а вышел в инженеры, интеллигентом стал.

У Кирилла было два брата. Оба старше его, такие же мелкие ростом, бледные лицом, худощавые, с тонкой костью, которая раньше, у именитых, может быть, сошла бы за породистость, а у крестьян прямо говорила о вырождении, никчемности рода. Оба брата показали себя еще в школе не способными ни к какой учебе – каждый класс с трудом одолевали за два-три года. Закончив семилетку, они поставили на образовании крест и пошли работать слесарями на ремонтную базу. Потом один из них, старший, бросил эту специальность и подался в колхоз – переехал в родное село, к деду. Еще с малолетства братья начали попивать, а когда окрепли, оно превратилось у них в устойчивое состояние.

По способностям Кирилл не далеко ушел от братьев, но у него рано проснулось честолюбие. Скорее даже не честолюбие – оно появилось потом, много позже, а еще в детстве – уязвленность, причиной которой было все то же вырождение рода. Помимо неказистости, он был еще и некрасив лицом. У него выпирала вперед нижняя челюсть, а неприятные гнилые зубы портили улыбку, в общем-то, робкую, доброжелательную; были маленькие, неопределенного цвета глаза, жиденькие, всегда сальные волосы и длинный острый носик.

Институт Кирилл закончил так же, как и школу – и ни плохо и ни хорошо, хотя своим усердием удивлял сверстников и преподавателей.

После института он попал по распределению на завод и стал работать технологом. На заводе тоже все скоро поняли, что молодой специалист пороха не изобретет, а вот из-за усердия план всегда будет выполнен. Поэтому как-то очень быстро его назначили начальником участка, в то время как его сотоварищи по институту еще ходили простыми инженерами.

От этого успеха Кирилл подобрел, на лице помимо строгости появилось выражение отеческой заботы, которую он всячески старался проявить по отношению к подчиненным, так же как снисходительное всепрощение.

Но это назначение для него было первым и последним – он застрял на этой должности надолго, если не сказать больше – навсегда. Его звездная минута, блеснув, быстро прошла, не успев набрать силу. Поняв это, он снова переменился – стал строгим, придирчивым, сухим…

И вот теперь надо было ехать на похороны, все бросать и ехать.

И он поехал. Для него это было интересным, новым и в то же время странным, что он будет кого-то хоронить. В этой поездке была и какая-то робость.

Он приехал на вокзал, долго ходил, не решаясь подойти к кассе, купить билет и уехать. Он даже взмок от нерешительности. Наконец купил билет, но и тут тоже колебался, тянул до последнего момента, стоя у вагона.